Четверг. 25 августа 2004 года
Национальный парк Уматилла. Орегон
— Укия! Укия! — закричал Макс.
Итак, он оказался на земле. Укия рухнул на россыпь камней, и дикая боль пронзила руку. Он полетел еще на несколько футов вниз, еще один сильный удар — на этот раз в живот. Он ожидал третьего выстрела во время падения, но утес прикрыл его.
Укия медленно перекатился, застонав от боли.
— Кто-то стрелял в меня, Макс.
— Знаю.
Макс расстегнул на друге ветровку.
— Не дай им выстрелить в вас!
Укия попытался толкнуть Макса, чтобы тот спрятался за камни.
— Здесь мы надежно защищены скалой, — ответил тот. — Мой бронежилет на мне. А теперь лежи тихо.
— Ох, я никуда и не собираюсь.
Укия бросил безнадежное сопротивление и позволил Максу снять с себя бронежилет.
К ним присоединился шериф Брыкающийся Олень, он быстро передавал сообщение по рации.
— Нам нужна помощь, прозвучали выстрелы. Снайпер с мощным оружием ранил чертова следопыта. Понадобится машина «скорой помощи», та, что стоит у подножия Скользкого холма. Требуется помощь. Уведомьте полицию округа, что у нас тут снайпер.
Крэйнак опустился на корточки рядом с Максом.
— Что с ним?
— Пули застряли в броне, — пробормотал Макс, рассматривая грудь Укии. — Думаю, падение причинило куда больше вреда. — Он отбросил мокрые от крови волосы со лба юноши и обследовал черепную травму. — Вот откуда идет кровь.
— Кажется, я сломал правую руку. — Укия прислушивался к ощущениям во всем теле. — Повреждена нога, может быть, перелом бедра или что-то с коленом. Все чертовски болит. Особенно живот — он просто убивает меня.
Макс приложил платок ко лбу Укии, взял его левую руку, чтобы измерить пульс.
— Черт подери, когда ты махал нам, ты представлял собой отличную мишень.
Крэйнак ощупывал дырки в бронежилете от пуль.
— Это полуавтоматическое сверхзвуковое ружье. Иначе у них никак не получилось бы достать его дважды.
Шериф Брыкающийся Олень нахмурился, глядя на Укию так, будто тот не получил ничего, кроме пары пуль в броню.
— Как он?
— Не знаю. — Макс вытащил перочинный нож, разрезал правый рукав рубашки следопыта и поморщился, увидев, что там. — Да, перелом изрядный. Лучевая кость торчит из кожи, и большая берцовая, похоже, тоже сломана.
Укия закрыл глаза, чтобы не видеть ран. Странно, но ему всегда было легче переносить боль, если не видеть травму, которая эту боль причиняет. Знание истинного положения вещей никогда его не успокаивало.
Рация Брыкающего Оленя зашипела и сообщила, что машина «скорой помощи» уже в пути и прибудет примерно через час.
Макс и Укия смотрели на шерифа удивленно и несколько смущенно. С тех пор как Гекс, вожак Онтонгардов, подстрелил Укию, а тот снова ожил, они избегали больниц. А все из-за опасений, что правительство возьмет его под свою опеку, — так по крайней мере всегда происходит в научно-фантастических фильмах. К тому же Укия никогда не нуждался в медицинской помощи.
Пока Брыкающийся Олень договаривался о помощи, Макс прошептал:
— Если сможешь идти, мы попробуем отозвать «скорую помощь».
Укия сел, но только для того, чтобы снова впасть в полуобморочное состояние. Макс подхватил его и осторожно уложил на спину.
— Ладно, видимо, ничего не получится.
Сквозь завесу сосен Укия смотрел вверх, на скалу. Белые пятнышки обломанных веток ярко контрастировали с окружающей зеленью. Он раздумывал несколько минут, пока не догадался, что, когда Алисия падала, удар смягчали ветки, которые теперь валялись вокруг.
— Что ты делаешь? — Макс не дал Укии подняться. — Лежи спокойно, сынок.
— Алисия... Вот здесь она должна была приземлиться.
Мамы не желали отпускать его одного далеко от фермы. Но поскольку новорожденная сестренка занимала почти все время мамы Лары, то пришлось согласиться на сотрудничество пятнадцатилетнего Укии с Максом — это значительно облегчало жизнь. Как и в последующие годы, мама Джо отвозила Укию к своему месту работы — в зоопарк Питтсбурга. Там на стоянке они ждали Макса, а мама Джо объясняла, как ей звонить через телефон-автомат, и давала ему двадцатипятицентовики. В тот день Макс выглядел как человек, убитый горем и страдающий от депрессии, поэтому путь до офиса прошел в напряженном молчании.
