Я еще разъ посмотрѣла на васъ и… не повѣрила этому разсказу. Съ такими глазами, съ такой головой — не вяжется представленіе о грубомъ обращеніи съ женщиной. Я просила представить васъ мнѣ. Я видѣла, какъ неохотно вы подошли ко мнѣ, хозяйка дома чуть не насильно подвела васъ. Но, вспомните — уже къ ужину мы были точно старые знакомые. И я до сихъ поръ помню весь нашъ разговоръ отъ начала до конца, хотя этому уже болѣе двухъ лѣтъ.
На другой же день вы пріѣхали ко мнѣ и очень скоро мы стали почти друзьями. Мы говорили безъ конца и обо всемъ, но только не о томъ, что больше всего интересовало меня. И когда вы въ первый разъ сказали мнѣ о вашей любви, я — какъ почти всѣ женщины въ подобныхъ случаяхъ — спросила васъ:
— Въ который разъ вы это говорите?
Вы сразу не поняли.
— Сколькимъ женщинамъ вы это уже говорили?
— Такъ еще никому не говорилъ, потому что никого не любилъ такъ, какъ люблю васъ.
И я безтактно и жестоко спросила:
— И жену?
Вы поблѣднѣли и сказали:
— Развѣ это была любовь?
Я не поняла, что вы хотѣли сказать, но уже никогда не рѣшалась говорить съ вами о вашемъ горѣ. Да, я поняла тогда, какое страшное горе живетъ въ васъ… И неужели до сихъ поръ? Тѣмъ болѣе мнѣ грустно не знать: что же значатъ эти шесть недѣль? Въ послѣдній годъ, когда мои друзья и знакомые видѣли, какъ вы дороги мнѣ — я наслушалась всевозможныхъ варіацій на тему о вашей женитьбѣ. Но я ничему не вѣрила. Я хочу знать истину отъ васъ самого. У меня есть такое убѣжденіе: мужчина узнается по его отношенію къ женщинѣ; и я не вѣрю, не могу вѣрить, чтобы вы могли быть грубы и жестоки съ женой. Это клевета, этого не можетъ быть…
Повторяю: если вамъ больно говорить объ этомъ — не говорите.
В. Ч.
Не больно мнѣ, а стыдно говорить съ вами обо всемъ этомъ… Но я не хочу ничего таить отъ васъ. Вы пишете, что слыхали разныя варіяціи о моей злосчастной женитьбѣ. Воображаю, чего наговорили вамъ! Мнѣ передавали, что разсказываютъ, какъ я увезъ мою жену въ деревню и заперъ, буквально заперъ ее на замокъ въ холодномъ домѣ. Понятно, что она сбѣжала. Передавали мнѣ и другія нелѣпости. Но вы должны знать правду. И я разскажу ее вамъ. Долженъ предупредить васъ, что исторія довольно пошлая.
Когда мнѣ пришлось оставить университетъ, я совсѣмъ былъ выбитъ изъ колеи… Мѣста себѣ не находилъ нигдѣ. Точно похоронилъ кого-то. Поѣхалъ заграницу, шлялся повсюду безцѣльно и болѣзненно-тревожно. Мѣнялъ постоянно города, знакомился и съ мужчинами и съ женщинами, искалъ людей и бѣжалъ отъ нихъ. Совсѣмъ не зналъ, куда дѣть себя. Въ такомъ настроеніи я познакомился съ двумя пожилыми русскими дамами. Мы ѣхали изъ Флоренціи въ одномъ вагонѣ, онѣ направлялись въ Ниццу, а я самъ не зналъ куда. Мы разговорились, нашлись, конечно, общіе знакомые. Дамы разсказали мнѣ, что онѣ сестры, одна изъ нихъ — вдова, Вѣра Михайловна Крысинская, помѣщица, южанка. Сестра ея — Софья Михайловна. Обѣимъ имъ было лѣтъ подъ пятьдесятъ и онѣ путешествовали по Европѣ вдвоемъ, свободныя, спокойныя и довольныя. Видно было, что онѣ наслаждались своей свободой, здоровьемъ и любили всѣхъ и вся. Меня онѣ такъ обласкали, что я рѣшилъ не останавливаться въ Генуѣ, а тоже ѣхать въ Ниццу. Сезонъ уже окончился, окончилась и та сутолока, которая бываетъ тамъ зимою. Это плѣнило меня, и я основался въ томъ же отелѣ, гдѣ остановились и мои спутницы. Онѣ съ необыкновеннымъ радушіемъ относились ко мнѣ, окружали меня вниманіемъ и лаской. И уже черезъ недѣлю мы были точно старые, старые знакомые…
У нихъ-то я и познакомился съ Анной.
Я пришелъ къ нимъ, какъ и въ другіе вечера, — пить чай, русскій поповскій чай. Вѣра Михайловна сказала мнѣ, шутя:
— А мы такъ много наговорили о васъ, что васъ смотрѣть придутъ сегодня.
Я еще не понялъ, въ чемъ дѣло, какъ раздался стукъ въ дверь. Чей-то молодой, ясный голосъ спросилъ:
— Можно?
И въ комнату вошла красавица-дѣвушка, высокая, гибкая, съ мягкими движеніями, съ наивными, широко-раскрытыми глазами. Я былъ пораженъ. Она въ своемъ свѣтломъ платьѣ, въ шляпѣ, засыпанной розами, точно принесла весну въ нашу сѣрую комнату.
