Меня ужасно интересуют ее думы, ее мысли и чувства, но она мне никогда не откроет их.
А вот любовь к моему сыну она не может скрыть. Недавно Старк попросил ее зимой приходить по утрам к Лулу для практики русского языка. Она согласилась тотчас и даже плохо скрыла свое удовольствие. Если в ней нет и не было никаких нежных чувств, то инстинкт материнства у нее проснулся.
Она не начинает сама ласкать и целовать Лулу, но он такой ласковый ребенок, что Катя не может не отвечать на его ласки, на этот милый лепет, когда он, с серьезным видом и свернув губы трубочкой, произносит:
– Катя, поцелуй меня.
Я рада, что Катя будет при ребенке.
Сначала я, было, подумала, не станет ли она восстанавливать его против меня, но сейчас же отогнала эту мысль. Катя щепетильно честна и никогда не сделает этого. Она прекрасная воспитательница, и ее трезвое отношение к ребенку будет отличным противовесом фантазиям его отца.
Кто-то берет мою руку с ручки кресла и целует. Явздра-гиваю. Это Старк. Он кладет свой портфель на стол и шутливо говорит:
– Вы так задумались, что ничего не видите и не слышите. Похвалите же меня, что я так рано отделался сегодня. Вот ваши книги, мадемуазель Катя, не знаю, угодил ли. Что же, едем мы обедать в Версаль? Татьяна Александровна, да о чем вы опять думаете? – он поправляет гребенку, готовую упасть из моих волос.
– Я думаю о Лулу и об одном Лулу. Всегда и везде, – говорю я, отстраняя голову.
Он быстро отдергивает руку и насмешливо спрашивает:
– О самом Лулу или о его портрете? Последнее должно вас интересовать гораздо больше.
– Какой вы ехидный, Эдгар! У вас вошло в привычку колоть меня! Ну, Бог вас простит. Я иду одеваться. Лулу будет в восторге.
Лулу действительно в восторге.
Поездка по железной дороге, фонтаны, катание на лодке, обед в ресторане.
Он собирает цветы и требует, чтобы Катя сплела ему гирлянду.
– Невозможно, Лулу: ты оборвал цветы слишком коротко, одни головки; если бы у нас были нитки…
– Стой! Я сейчас достану тебе нитки! Крепкая, я сам покупал, – говорит Васенька и, завернув брюки, начинает распускать свой носок.
– Васенька, да где вы нашли такие носки? – удивляюсь я.
Носки из грубой толстой бумаги, неровно связанные.
– А это мне мой сожитель связал в подарок.
– Ваш сожитель? Кто же он такой?
– Господин кавалер де Монте-Сарано-Кроче дель Бамбо!
– И он вяжет чулки?
– А что ему больше делать?
– А почему же он с вами поселился? У него нет семейства?
– Была дочь, вдова-портниха, недавно померла. Остался целый выводок внуков; уж мы с ним теперь троих устроили. Ничего, ребятам будет хорошо, а двоих старших – надо попросить, чтобы Александр Викентьевич куда-нибудь сунул.
– Да кто он такой, ваш кавалер?
– Да я же вам говорю, что кавалер, настоящий аристократ. Вы бы послушали, как он ругает республику. Злющий!
– И чулки вяжет?
– Вяжет. Что же ему делать? Так скучно. Я его выведу раз в день, он погуляет. Я его покормлю, напою, он и сидит в кресле.
– А кроме вязания чулок ему нечего делать?
– А что же он может еще делать? Он слепенький.
– Васенька, Васенька, где же вы отыскали этих ребят и слепого старика?
– Тут недалеко… Да чего вы пристали. Живет человек, никого не трогает… Что в самом деле?
– Лулу, – говорю я, – поди поцелуй Васеньку.
Лулу рад целоваться. Он сейчас же бросается в объятия Васеньки.
Васенька, хлопая его по спине, говорит:
– Заходи ко мне, посмотришь моего кавалера. Только Амура не приводи, а то кавалер его загрызет. Он у меня, брат, еще злее твоего Амура.
Возвращаемся мы уже вечером. Совсем темно. В вагоне оживленные разговоры, шутки, смех среди массы публики, возвращающейся с прогулки в город.
Несмотря на шум, Лулу моментально засыпает, едва мы садимся в вагон. Он худенький, но довольно крупный ребенок, и мне очень неудобно его держать.
– Дайте его мне, – предлагает сидящий напротив меня Старк.
Я хочу передать ему ребенка, но Лулу цепляется за меня и спросонок капризно ворчит.
– Подвиньтесь, Эдгар, немножечко, дайте место поставить ноги на вашу скамейку, – прошу я.
Старк подвигается. Теперь мне удобно. Я прижимаю к себе ребенка, прикрываю его шарфом и закрываю глаза. Когда Лулу спит на моих руках, я счастлива и не думаю ни о чем.
