— А ты вон лапоть сними — и по голове их.
Сапожник. «Сапожник всегда без сапог» — русская народная мудрость. Данный экземпляр — без одного сапога. Соответственно — в одном лапте.
Живенький такой мужичок. И глаз шустрый. Такой спокойно на одном месте не усидит. Сам — чёрненький. Еврей? Нет, это стереотипы другой эпохи. У этого нос уточкой — «оулуская раса». Что-то из угро-финов в предках. Вероятно — кое-какая «емь».
Русская курносость — от хантов с их мансами. И с разными их родственниками. И не только курносость. В моё время так и говорили: Хохлы-Мансийский и Ямало-Донецкий национальные округа — всенародное достояние России.
Ну и фиг с ним: по-русски понимает, ещё бы и дело делал.
— Сапоги-то тачать умеешь?
— Да я…! Я такие…! Сам посадник в моих…! Сафьяновые! С носами! Аж под колено! А каблук…! Во такой! Да у меня головка — без подошвы ходить можно, права щека с левой поверх стельги целуются!
Слава богу, хоть один попался, у которого «головка — ходить можно». А не — «груши околачивать».
«Под колено» — это не про голенище. Обувь тут делают с носами такой длины, что их приходится подвязывать под коленом. Это здесь модно, типа — «круто!».
— Всё забыть. Начинать придётся с мездры.
— Не! Ты чё?! Я сапожник, а не кожемяка!
— Станешь. Или кого-нибудь из моих на кожемяку выучишь. И сапоги мне нужны другие — кирзовые. И много: сотню пар — не меньше. Что, мастер, как задумался — так и вошки кусать перестали? Но помыться всё равно надо. Иди.
Масса попаданского народа, вляпываясь в самые разные места и времена, совершенно игнорируют обувной аспект мира «вляпа». А аспект этот — временами весьма непривычен.
Про оттопыренный большой палец ноги древних греков я уже вспоминал. Оттопыренный из-за конструкции древнегреческих сандалий. Можно вспомнить об испанских-французских-прусских… ботфортах, которые натирали бёдра, хлопали отворотами голенищ при ходьбе и не позволяли преклонить колени в церкви.
Все эти как-бы «мелочи мелкие» влияют на поведение, от умения их носить — зависит отношение к вам окружающих, успех вашего прогрессизма. Да и, порой, сама жизнь.
— А что тут за верёвочки?
— Это шнурки.
— А чего, липучек нету?
— Нету, шнурки завязывай.
Через пять минут юноша наступил на развязавшийся шнурок. И упал на юную даму… публично освобождая её от одежды… В другую эпоху за такое могли бы сразу на шпаги поднять.
Тема… больная. В декабре-январе 1944-45 американцы потеряли 12 тысяч человек по ревматизму — солдаты не умели сушить обувь и ухаживать за ней. Многие остались инвалидами на всю жизнь. А мне надо одеть своих ребятишек прилично — без подстав по грибку и ревматизму.
Обычный здесь сапог — калига — слабоват сверху и в пятке, короток — до половины голени, переплёты ремешков доходят до колен. Насчёт «периода приведения в боеготовое состояние» при использовании «переплётов ремешков» — объяснять?
И ещё один, социальный оттенок. В «Святой Руси» в сапогах ходят вятшие, ещё — дальние путники и обеспеченные горожане. Крестьяне — только в лаптях или босиком.
Американские генералы во Второй мировой предпочитали солдат из южан:
— Эти парни из Алабамы лучше дерутся, каждый стоят трёх-четырёх северян. Потому что южане впервые в жизни надели ботинки — в армии.
Обувка — как награда… Поднимать боевой дух раздачей свежих кирзовых гавнодавов… Непривычно. Но — надо сделать.
— Так. А остальные кто?
Половину саней занимала толпа детей. От 4–5 лет до 10–12. Нет отроков, мало девочек. Куча малышей, замотанных в драное тряпьё, со здоровенными, на худых лицах, глазами.
— Дык… ты ж велел… ежели задарма… Ну… эти сами проситься пришли, тех вон родители привели. Упрашивали, чтобы взяли. Ну, а чего ежели даром? Кормом мы их не баловали. Да… Семеро померли, двое сбежали. Их потом при дороге нашли — волками объеденными.
Хохрякович оторвался от умилительного созерцания подошедшей Домны и нервно оправдывался.
— Нахрена они тебе, боярич? Клей с них варить будешь, что ли? Гы-гы-гы…
Маленькие лица. Разные. Одинаково прозрачные от голода, белые с просинью. Испуганные, отупевшие, смирившиеся. У двоих текут слёзы. Просто текут: это — не от горя, это — от слабости.
