А за спиной я слышу Домну:
— Меньшак, ежели ты опять начнёшь в бане руки распускать или ещё чего у тебя выросло…
— И чего?
— Того. Я тя… как боярич Фильку.
— Ха! У тя железки с искрой божьей нет!
— И чего? Дурень ты — у меня мясокрутка бояричева есть. Вот ею и накручу фаршу. Из твоего… этого самого.
Да уж, репутация — великая вещь. И ведь ни слова неправды не сказали! Но по совокупности… Возчик неуверенно стягивает шапку, кланяется, не поворачиваясь ко мне спиной, отступает к обозу.
Призыв к гуманному поведению главного банщика под угрозой применения мясорубки по гениталиям? — Непривычно. Но у Домны — убедительно.
Кстати, надо будет Ноготку рассказать: мясорубку он ещё в своём профессиональном поле не использовал. А возможности шнека по причинению острых ощущений… У кого палец туда попадал — меня поймёт.
Народ рассасывается, Домна уверенно шагает в поварню, реденькая цепочка маленьких замотанных фигур по двое-трое тянется за Меньшаком. Мужики разгружают сани, возчики распрягают лошадей. Десяток пудов моего овса умолотят за сегодня — только так. И втрое — с собой утащат.
Две сотни новгородских сирот были для меня примером нищеты, прежде невиданной. Местные «кусочники» казались против них богатеями. Смоленские нищие были профессиональными попрошайками, черниговские беженцы шли семьями. Все имели какое-то имущество, окружение — «свой мир», в котором «хоть кое-как, но прокормишься». Привезённые сироты не имели ничего. Ни хлеба, ни навыка, ни майна, ни общины, ни семьи, ни родины. Собственные родители «предали и продали». На чужбину.
Прежде я считал, что нормальный здоровый человек с голоду умереть не может. Среди людей — можно попросить, заработать, украсть, отнять… В лесу — всегда есть что-то живое, что можно убить и съесть.
Но малые дети… Изгнанные из голодающего города, они могут только умереть.
Уяснив себе, что сей случай хоть и не есть явление ежедневное и повсеместное, но на «Святой Руси» — довольно обычное, озаботился я применением сего, по прежней моей жизни невиданного, к пользе своей.
Вот так, девочка, и ещё один камень лёг. Краеугольный камень в основу Всеволожска.
Над ухом, в спину ушедшей Домны, раздаётся восхищённый голос одного из купчиков:
— Какая женщина! Пресвятая Богородица! Вот это баба! А ты — дурень! Такое богачество упустить!
— Ничё! Прежняя любовь не гниёт. Пальцем поманю — прибежит.
— Слышь, а как она в постели-то?
— Она-то? Она в постели… помещается.
Хвастливый голос Хохряковича очень раздражает. Он от экскурсии в Новгород так сильно поглупел, или всегда дурнем был?
— А, эта… чуть не забыл. Грамотка тебе от Николая, боярич. Он с человеком передал, в Дорогобуже повстречались.
Довольно длинное витиеватое перечисление достижений моего главного приказчика на ниве купли-продажи, упрёки Терентию, обиды на родню и цеховых старост, поминание всех подходящих святых, длинный перечень приветов и поклонов. И короткая фраза в конце: «… а покойного брата покойного кречетника сыновья в суд пошли — хотят Аннушкино подворье в Смоленске отсудить…».
Бздынь.
Печалька…
Отдавать своё… ну, это вряд ли. Уверенности, что Николай и Терентий смогут отстоять мои интересы в княжеском суде… опять же — вряд ли. Надо идти самому. Как… не вовремя!
Обсуждение с Акимом подтвердило мои мысли.
Аким сразу начал пускать пар из ушей:
— Сейчас пойду…! Там их всех…!
Потом малость одумался:
— Выходит, Ваня, тебе идти. Сам-то я ныне… не здоров. Да и толку от меня там…
Не фига себе! Аким Рябина — гордыню свою умерил! Видать, сильно я его своими блочными да заспинными…
Но по сути — правильно. Кому-то надо оставаться в вотчине. Если дела хозяйственные управители мои сделают, то с новосёлами, с сиротами… Для людей нужен авторитет, верховный судья… Акима здесь уважают — справится.
Одновременно. Это ключевое слово.
Одновременно — собраться в поход, одновременно — составить доверенности на представительство интересов боярина Акима Рябины в суде и других инстанциях, получить от него письма к разным местным шишкам и знакомцам, просчитав разные ситуации и потребности…
Одновременно — окрестить ребёнка Аннушки. Тёмненькая девочка получилась. На ханочку похожа.
