Почему предки такие приспособы не делали — не знаю.
Ещё одна такая же непонятка — «полочка». Русский лучник укладывает стрелу на большой палец левой руки. У разных народов бывают луки с деревянным выступом для этой цели, бывают — с обмоткой рукояти лука, на торец которой кладут стрелу. Но это же плохо! Древко стрелы заканчивается оперением. Когда перо проходит по полочке — оно поворачивает стрелу, сбивает прицел.
На дочкином луке стояло разрезанное колечко со щетинками внутри. В центре — пустое место. Туда, через прорезь в колечке, вставляют стрелу. Щетинки держат стрелу, но свободно пропускают оперение. Есть ещё вариант с падающим усиком: рычажок, который приподнимает стрелу, когда тетиву натягивают, и падает, когда тетиву отпускают. Ни снижения скорости от трения при соприкосновении, ни разворота стрелы при ударе оперением о полочку.
Охрим потряс головой, хотел возразить, но не нашёлся. Аким вынулся из кваса и начал внимательно на меня смотреть. Для него, как для командира, контроль одновременности пусков при залповой стрельбе — типовая задача. «Стрельба с колокольцами»… для него — интересно.
А из угла раздался торжествующий голос Алу:
— Я же те говорил! Я ж те втолковывал! А ты мне: не может такого быть… А я с ним по лесам ходил, он же ж умный! Я ж знаю!
Ну, раз уж и до детей дошло, то есть надежда. Продолжим.
— Теперь, Охрим, смотри дальше: раз ход тетивы одинаков, то можно на неё метку поставить. Нашлёпку какую, хоть смолы капельку. На древко лука, возле рукояти — колечко с ниточками. И теперь, по этим двум точкам, можно чётко прицелиться. Не вдоль стрелы, как вы делаете, а вот сюда глядючи.
На мой вкус — это второе, после фиксированной силы натяжения, главное достоинство блочного лука. Возможность нормально прицелиться, совместить мушку с перекрестием, для меня, после винтовок… Ну просто жить без этого не могу!
В 21 веке эта особенность блочных луков использовалась в полной мере. На них ставили и оптику, и лазерные прицелы для ночной охоты.
Нет-нет! С лазерами я из лука не стрелял! И вообще: на лучную охоту попал только один раз. Охота была… Особо гуманная. В городе.
Население многих северных европейских столиц в 21 веке несколько сдвинулось на гуманизме, экологии и любви к «братьям нашим меньшим». Поскольку иммигрантов таковыми уже не считают, то вся любовь обрушивается на кроликов.
Там впервые увидел — как зайцы по городу ходят. В России-то все зайцы бегают. А Европах… бредёт по городу такая… скотина… ростом почти с маленькую лошадь… и с дороги не уходит. Зрелище… страшненькое: задние-то ноги существенно длиннее передних!
Наше, совершенно инстинктивное, движение руками в поисках ружья — туземцами было воспринято как проявление сталинизма, тоталитаризма и первобытности:
— Эти русские… они на еду охотятся… дикие люди.
Кроликов, в отличие от, например, арабов и турок, европейцы любят, ими умиляются… И совершенно забывают о законах природы. Согласно которым всякое живое — жрёт, гадит и размножается. Поскольку последним элементом европейцы сами давно уже пренебрегают, то очень удивляются: откуда у нас столько кроликов? Про остальных они догадываются: иммиграционная политика.
Городские кролики карточек страхования не имеют, из социальных благ предпочитают кору деревьев в частных землевладениях. Что вызывает в обществе поголовного процветания — обоснованную социальную напряжённость. Разбрасывать отравленное сено в городе нельзя — дети поедят, ружейная стрельба — обеспокоит граждан. И муниципалитет нанимает стрелковый клуб для гуманного уничтожения этих милых, но не политкорректно размножающихся, животных. Я имею в виду кроликов.
Раннее летнее утро выходного дня. Солнышко только поднялось, косые лучи просвечивают чистенький городской район, воздух чист и прозрачен. Шеф стрелков раздаёт участникам особенные — «гуманные» стрелы. Специфический наконечник: стаканчик-«лапка» с заточенными «коготками».
— Э-э-э… А в чём тут гуманизм?
— Если попасть в кролика обычной стрелой — животное убежит, и будет долго мучиться. А «лапа» вырывает сразу большой кусок мяса. Хорошенький пушистенький ушастик быстренько дохнет от болевого шока. Правда, мило?
