На улице, чуть в стороне от распахнутых ворот, две фигуры, неясно различимые в отсветах со двора, выясняли отношения. Хлёсткий звук пощёчины и немедленно последовавший детский вой позволили уточнить ситуацию: происходит воспитательный процесс.
Громкий, наполненный лютой злобой, женский шёпот детализировал позиции сторон:
— Ты! Сучка! Мы с отцом тебя поим-кормим-одеваем! Я ночей недосыпаю! За тобой, бестолочью, стираю-убираю-обшиваю! Никогда куском хлеба не попрекала! А ты, тварь неблагодарная…! Вот же — пришёл случай! А она рыло воротит! Всего-то и надобно — лечь да потерпеть! Никакого труда от тебя ненадобно, только на спинке полежать! Дура! Дармоедка! Прожорище! Там купчик серебром сыпет, а она кобенится! Как себе — так дай, а как для семьи, для отца-матери — так не буду! Убью падлюку!
— Матушка! Не бей! Я же маленькая! Боюсь я! Не надо!
Новая пощёчина отбросила маленькую тень на пару шагов. Большая наклонилась и, приподняв, потащила за руку в ворота. Уже на дворе, где был свет от открытой двери в поварню, стало ясно: мать тащит дочку. Учитывая специфические склонности этого «дыровёрта», могу уверенно предположить — тащит на случку. Используя высокий стиль — на платную дефлорацию. Причём, в отличие от визита к стоматологу — собирается не нести расходы, а наоборот.
Понять и оценить действия туземцев… крайне затруднительно. Возможно, имеет место грубое насилие над ребёнком. Возможно, наоборот — детский каприз и низкая неблагодарность. Но думать об этом без толку — по нашим, «святорусским», исконно-посконным обычаям ребёнок есть полная собственность родителей. Матушка говорит: «ложись» — дочка должна лечь.
«Матушка, матушка, на двор гости едут,
Сударыня матушка, на двор гости едут!..
— Дитятко милое, я тебя не выдам!
- Матушка, матушка, образа снимают,
Сударыня матушка… Меня благословляют…
— Дитятко милое, господь с тобою!».
Фольк достаточно чётко демонстрирует обман родителями своего ребёнка с последующим «переводом стрелок» на господа бога. Выдали, «пропили», избавились, «сдЫхали»…
Ванька, хватит думать о чужих проблемах — подумай о своих!
Надо вытащить этого «дыровёрта» из-за стола и быстренько допросить без помех. Реально обеспечить одиночество персонажа можно двумя способами: или — в сортир, или — в постель.
Организовать ему дистанционно понос — я не могу. Остаётся сыграть проститутку. Наверное — дорогую. Дешёвую у меня просто не получится — понтов многовато. Заманить его подальше, к реке, и там… информационно выпотрошить. Для чего я Ноготка и дёрнул, на всякий случай.
Учитывая выбранный имидж и уровень подпития компании, а также присущие мне гендерные характеристики… могут быть проблемы.
Факеншит! Ванька, не спи! Быстрее! Сейчас он трахнет эту деточку с мамочкой, и его тяга к представительницам противоположного пола резко упадёт! Либидо уменьшиться, мозгов прибавится — вероятность успешного завершения миссии резко снизится.
Всё, ждать нельзя! Как там учила меня в Киеве Фатима-«гаремный полицейский»:
— Спинку держи! И — проходочка!
Вперёд, Ванюша! На рынок двуногого дырявого мяса.
Моя попытка изобразить задницей пропеллер успеха не имела. Просто потому, что её никто не видел. Как оказалось, все, кто ещё шевелился с открытыми глазами, находились под навесом за поварней. Тут стояли столы, за которыми веселились остатки команды «дыровёрта» и примкнувшие к ним местные пьяницы, бездельники, нищие и шлюхи.
Большая часть присутствующих прибывала в состоянии глубокого отдыха. Резким антиалкогольным диссонансом выглядела моя троица: Ноготку много надо, а Ивашка с Суханом вообще не употребляют.
Ещё одна, подающая признаки жизни группа сапиенснутых хомов и хомок, суетилась у торца длинного стола. Там, под тускленьким огоньком лучины, на столе на спине лежала давешняя девчушка с задранным на лицо подолом и высоко поднятыми тощими ляжками.
В полутьме, среди полупустых мис с объедками, лужиц от пролитого, разбросанных огрызков и костей, наблюдалось нормальное детское тельце с отсутствующими выпуклостями и впуклостями, выпирающими в разных местах из-под кожи тонкими костями и слабовыраженным лобковым оволосением. Тельце беспорядочно подёргивалось, из-под подола доносился негромкий скулёж, в котором прослушивалась многократно повторяемые фразы:
