— На третий день. Прям с рассвета. Чтоб у епископского двора. Смотри у меня.
И — по-шпындыхал.
Хамло. Крапивное семя. Какая-то шестёрка в какой-то местной опиумокурильне для туземцев! Мне, стольному бояричу! Эксперту по сложным системам…!
Ваня! Гонор — убрал, думать — начал. Бьют-то не по паспорту с дипломом, а по морде да по спине.
Хрень какая-то. Надо разобраться что у них против нас есть… Лезть туда, не зная аргументов противника, не имея рычагов влияния, без предварительного анализа и подготовки заготовок…
Снова подземная тюрьма. Как в Киеве было. Саввушкино научение… Не хочу под землю! Не пойду в поруб! Не-ет!!!
Ванька! Без истерик! Ведро колодезной воды на голову… Во-от! Раз ведро воды на голову вылилось — значит, голова ещё есть. Логично. Используй. Думай.
Если мне нет ходу на епископское подворье, то чего ж мне не сходить туда, куда пускают — на подворье княжеское?
А зачем? — А поглядим. Воз — пощупаем, воздух — понюхаем, слухов — послушаем.
— А ну-ка, тройку запрячь! Едем быстренько.
За прошедший год ничего не изменилось. В смысле: на воротах Княжьего Городища такие же мордовороты в бородах и в железках. С тем же полным пренебрежением ко всякому туристу:
— Ты хто? Зван? А кем? Ну, жди: мальчонку пришлёт — пустим. А сами — не. Мы тута, для охраны порядка. А сбегать — другие. Жди.
Час внимательного разглядывания воротных стражников на жаре… Я так досконально даже голых киноактрис не разглядывал!
Наконец, мимо пробегает слуга. Что-то морда знакомая…
— Эй, постой-ка. Ты ж, вроде, у Гаврилы служишь? Сбегай, скажи, что Иван Рябина у ворот ждёт.
Слуга умильно улыбается:
— Да-с. Сей момент-с. С превеликим удовольствием…
И не двигается с места.
— Так иди. Чего ждёшь-то?
— А… м-м-м… благодарность? За труды-то…
— Факеншит! Сколько?
— Дык… как известно… ногату — до, ногату — после.
И смотрит… презрительно: посельщине-деревенщине такие простые вещи — и объяснять приходится! Это ж все знают!
Не могу вспомнить примеров постоянного мздятства коллег-попаданцев. Предполагаю, что многим из них доводилось «дарить барашка в бумажке» в своём времени. Но, попав в средневековье, где исполнение практически любых должностных обязанностей есть легальный и общепринятый способ взятковымогательства, где должность просто официально даётся «в корм»… скромно умалчивают.
Попандопулы всех времён и народов! По вашим стопам пойдут другие! В разных странах и эпохах. Им надо знать. Мздите сильнее! Тотальнее и детальнее.
И — тщательнее: ритуал взяткодательства — один из древнейших и сложнейших, сравним с брачной церемонией или похоронами. Отмечается даже в стаях шимпанзе. В социумах хомосапиенсов оттачивается до высокого искусства. Масса оттенков мимики, интонации, моторики… Набор и последовательность произносимых слов, взглядов, улыбок, подмигиваний, поклонов, полупоклонов, намёков на поклон…
Из самого элементарного: незаметно уронить ассигнацию, заложенную просителем между листами прошения в ящик стола, как делают различные персонажи русской классики, уже — искусство. А с серебряным дирхемом, например, так не поработаешь.
Но какие мастера, иллюзионисты-манипуляторы, вырастают на «Святой Руси»! Я только показал слуге монету, и она — оп-опа… в момент. Вполне по Ларисе Мондрус:
«Без любви любовь бывает.
На Руси так часто это.
Вот в руке моей монета
Вот она была и нету».
Чуть позже, поздоровавшись с Буддой-Гаврилой, я, всё-таки спросил:
— Дядя Гаврила, ты знаешь, что твой слуга серебрушки вымогает?
Будда, радостно встретивший моё появление в полутёмной зале, подумал, закрыл, по обычаю своему, все глаза, и громко выдал уместную тираду:
— Да ты што?! У сына моего боевого друга?! Две ногаты!! Ах ты! Холоп! Отдай немедля взад! Смотри у меня — отдеру так… сидеть никогда не сможешь! Шкуру на ремни порежу!
И уже мне, по-человечески, неофициально:
— Ворьё, Ванюша. Народец… сам понимаешь. А этот-то… Хоть изо рта не воняет.
— Дядя Гаврила, а ты отдай его мне в обучение на годик. Или верну шёлковым, или… на всё воля божья.
Гаврила открыл один глаз. Внимательно на меня посмотрел. Недоверчиво. Пришлось обосновать:
