Роупер стоял возле нее и уже тянул к ней руки. Его грязные пальцы коснулись се щеки, а губы скривились в усмешке.
– А ты, – произнес он, – такая мягкая и нежная. Любопытно, какая ты на вкус…
Ханна не раздумывая ударила подошедшего ложкой по шее. Горячее варево обожгло его. Он отскочил, вопя от боли и гнева.
– Не смей меня трогать! – прошипела девушка, грозя ему ложкой. Ее взгляд был прикован к ножу, который все еще лежал на полке рядом с сыром. Роупер отряхивался от бобов. Сердце девушки тревожно билось, и она молила Бога, чтобы поскорее появился отец.
Однако помощь пришла неожиданно. В руке Труитта появилось ружье: Ханна не заметила, когда он его достал. Жестом он приказал Роуперу сесть.
– Я не позволю тебе прикоснуться к ней, – сказал Труитт товарищу. – Я же сказал, она леди.
Повисла напряженная тишина. Роупер пристально смотрел на ружье Труитта, и глаза его горели бессильной злобой. Стилмен наблюдал за сценой с немым интересом, не переставая работать ложкой. Наконец Роупер сдался и отвернулся, что-то пробормотав. Ханна не разобрала, что именно.
– Итак, ты не тронешь ее, – заявил Труитт. – Око за око, как говорится в Библии, не так ли, мисс?
Ханна молча кивнула и вдруг почувствовала облегчение, когда Роупер вышел, все еще недовольно бормоча под нос. Ее колени дрожали, и она едва держалась на ногах. Ханна посмотрела на молодого человека, который пришел ей на помощь, и еле слышно проговорила:
– Спасибо вам, сэр, за помощь.
– Что вы, мэм. Он и думать не должен был коснуться вас. Это было ошибкой с его стороны, и я за него прошу прощения у вас. – Его голос звучал почти робко. Он опустил ружье и присел рядом со Стилменом.
Ханна подошла к буфету, где лежал нож. Любопытно, где же мужество льва, о котором так часто ей говорил отец? Отвага и мужество, о которых говорил Эмори Тейлор ее отцу. Конечно, все знали, что Эмори Тейлор немного преувеличивает, но Ханне так нравилось все, что он говорил, и теперь она всерьез подумывала, не сбежать ли ей отсюда. Дверь в доме открыта. Найти местечко поукромнее… Ханна вцепилась руками в край буфета и не двинулась с места.
Неожиданно, к ее облегчению, вошел Джошуа, Его взгляд остановился на двух гостях, сидевших за столом.
– Надеюсь, вам понравился обед, друзья мои? – спросил он благодушно. – Моя дочь – превосходная повариха, она может приготовить грандиозный обед даже из ничего.
– Да, обед отличный, – пробормотал Стилмен, дожевывая бобы.
Труитт оказался более разговорчивым. Он признался, что вот уже несколько недель не ел ничего подобного. Тем более что еду приготовила такая милая девушка.
Что-то в его речи насторожило Джошуа. Он взглянул на дочь и, заметив бледность, покрывшую щеки девушки, и тревогу в ее глазах, пошел к ней. Ханна сделала шаг ему навстречу. Рядом с отцом она чувствовала себя уверенно. Ей больше не нужен был нож.
– Я очень рад, что вам понравилась моя дочь, – вежливо ответил Джошуа и крепко обнял ее за плечи. – Ханна не просто милая девушка, сын мой. Как говорит священная книга: «Она ходит путями праведными и не ест хлеба праздности. Внешность обманчива и красота преходяща, по женщина, что служит Господу, всегда под его благословением». У меня послушная дочь, она радует мне душу, – добавил он. – Господь благословит вас.
Стилмен поднялся из-за стола, вытирая рукавом плаща губы и поднимая другой рукой винтовку, которую он раньше прислонил к столу. Скривив губы, он, явно забавляясь, посмотрел на Джошуа:
– Что же, священник, спасибо за гостеприимство, но нам пора уходить. До Форт-Бентона долгий путь. Пошли, Труитт.
Наспех проглотив последний кусочек, Труитт поднялся, бросил па Ханну взгляд, полный сожаления, и последовал за своим предводителем на улицу. Джошуа пошел за ними, оставив позади Ханну, и она с тревогой выглянула из открытого окна. Светлые волосы ее отца сверкали под лучами солнца, словно святой нимб, когда он остановился, беседуя с незнакомцами. Он просил у них пожертвование па церковь. Его просьба, как и следовало, ожидать, была встречена отказом, и всадники ускакали прочь. Ханна с облегчением прислонилась к стене. Она решила не сообщать отцу о том, как повел себя Роупер. Зачем? Ведь вес уже позади.
