Из комнатки, где висели кусочки оленины, девушка слышала их разговор, она не знала, возвращаться ей прямо сейчас или немного подождать, и так и стояла, сжимая в руке нож.
– Хорошая кобылка, не правда ли, Труитт? А ты, Роупер, согласен со мной?
Роупер усмехнулся, и его изуродованное шрамом лицо стало еще безобразнее.
– Ты прав, Стилмен, Труитт выбрал себе неплохую телочку, а? Вы только посмотрите, как он впился в нее глазами, как облизывал пересохшие губы…
Труитт недовольно заворчал и выхватил нож из-под плаща. Взгляд его не предвещал ничего хорошего.
– Заткнитесь! – прорычал он, вспыхнув от гнева. – Она… Да она настоящая леди, вот и все.
– «Леди»? – эхом отозвался Стилмен. – Она прежде всего женщина, Труитт, и это все решает, если, конечно, ты не дурак!
– Как-как ты меня назвал? Дураком? – спросил Труитт нарочито спокойным тоном.
Стилмен бросил на него неодобрительный пристальный взгляд и, выдержав паузу, чтобы Труитт успокоился, ответил:
– Я не называл тебя дураком, Труитт. Но она все же женщина. Просто женщина.
– Да, конечно, – уже более мягко ответил Труитт, – но она все-таки леди.
Грязно усмехнувшись, Стилмен ответил:
– Как хочешь, Труитт, как хочешь.
Труитт успокоился и уселся на табуретку у стола. Секунду поколебавшись, Ханна взяла большой кусок оленины, разрезала на три части, разложила по тарелкам, на другие тарелки положила бобы, сыр и хлеб и отнесла все это непрошеным гостям. Да где же отец? Она чувствовала бы себя безопаснее, будь он рядом. Джошуа знал, как вести себя в напряженной ситуации. Его такт и вежливость погасили многие готовые разразиться скандалы и ссоры между людьми bq время работ в поселке.
«Так, где же он?» – беспокойно думала она, поминутно поглядывая в открытую на улицу дверь.
Трое парней поглощали еду с невообразимым аппетитом. Ели жадно и шумно. Она стояла у буфета, сложив руки на груди. За спиной лежал острый нож – на всякий случай.
Ханна сожалела, что не может быть такой же доверчивой, как отец, и сейчас молила Бога, чтобы дал ей силы лучше думать о людях. Возможно, как однажды заметил Джошуа, она недостаточно верит в Бога и не очень доверяет мужчинам. Было время, когда она теряла веру даже в отца, чем очень его огорчала. Ну почему ей не дано быть такой же, как он? Джошуа Магуайра любили в поселке все до единого – такого верного, сильного и смелого, готового делиться радостью и благословением с каждым, кто оказывался рядом. Он мог любить даже таких изгоев, которые сейчас сидят у них в доме и жадно поглощают их запасы. Они сидят за ее чистым столом, пачкают пол грязными сапожищами, а тарелки – немытыми руками. Нет, она не может их любить.
Ханна уткнулась взглядом в гладкий, но грязный пол, сжав пальчиками складки своей рубашки. Она увидела разводы, которые оставила на полу сегодня с утра, когда мыла пол, и решила впредь быть более аккуратной. Как только незваные гости уйдут, надо тут же все вымести. Вот как она думала о них, этих троих пришельцах, которые нагрянули с утра в их мирный поселок. Нарушители спокойствия, мирного, мудрого спокойствия маленькой общины.
К любым странникам, которые посещали Джубили, всегда относились с почтением, оказывая им гостеприимство: кормили, давали кров. Обычно они не задерживались больше чем на день-два. Некоторые оставались, становясь полноценными членами общины, но чаще всего это были индейцы или охотники за пушниной, которым нужны были хорошая кормежка и убежище на одну ночь. По опыту Ханна знала, что эти трое должны скоро уйти.
– Эй! – крикнул тот, которого звали Роупер. Девушка подняла голову и холодно посмотрела на него. – Моя тарелка опустела, маленькая хозяюшка.
Подавив отвращение, девушка подошла к чугуну, висевшему над огнем, и положила в тарелку Роупера еще бобов.
– Неужели у вас нет ничего повкуснее? – поморщившись, спросил Роупер. – Бобы мне уже в глотку не лезут. Две недели их ем, словно какой-нибудь безмозглый мул!
Ханна крепко сжала пальцами деревянную ложку, но взяла себя в руки и все так же спокойно продолжала выкладывать бобы на тарелку. Она сидела спиной к компании и, когда вдруг услышала движение за собой и шаги, застучавшие по полу, тут же выпрямилась и повернулась лицом к «гостям», все еще держа в руке ложку, полную горячих бобов.
