Обман - страница 25
— Выходит, дело в деньгах.
— Если речь идет об аристократии, в основном, да. Без денег принадлежать к высшему классу невозможно.
— Выходит, если сумеешь пробраться в высший класс — разом избавишься от некоторых позорных пятен.
— Я пытаюсь рассказать тебе нечто интересное, а ты только все больше кипятишься.
— Да нет же! Вовсе нет. Я весь внимание.
— Они ведь не просто богаты. Они, эти семейства, такие, как Сэмюэльсоны, отчасти и Зифы, Зелигманны, Монтефиоре да и многие другие, не только приняты в обществе, они прямо-таки вросли в английскую культуру: владеют земельными угодьями, возглавляют крикетные команды, верховодят в охоте на лис, заседают в палате лордов, — словом, куда уж выше. В точности как те, кто от века ведет такой образ жизни. А вот что раздражает, так это кое-какие типично еврейские замашки, их неприличная суетливость. Возможно, тебе мои соображения кажутся полной глупостью, но уверена, если я выскажусь точнее, тоньше…
— Ты говоришь о поведении, свойственном определенному этносу. Это не по теме. А как же итальянцы и греки — их тоже немало в Лондоне? Разве их неприличная суетливость тоже вызывает острую неприязнь?
— Нет. Потому что итальянцы и греки не играют заметной роли в английской жизни. А евреи, хоть их и не так много, добиваются очень многого, вот и привлекают к себе общее внимание.
— Тем самым вызывая неприязнь?
— Ну, не самим этим фактом. Однако это многих раздражает.
— Выходит, если речь идет о еврее, то не важно, суетлив он или не суетлив. Если у него нет десяти миллионов фунтов и он не капитан крикетной команды, то как бы он себя ни вел в обществе, он все равно задевает чувства англичан. Очень их «раздражает».
— Да нет же. По-моему, это не так. Явной неприязни к ним нет. Если присмотреться к некоторым сферам жизни, хотя бы к торговле предметами искусства, там верховодят несколько видных еврейских семей, владеющих ценнейшими коллекциями произведений искусства… Впрочем, обсуждать с тобой эту тему опасно. Что я ни скажу, ты только сильнее кипятишься, так что я умолкаю.
— Вы можете объяснить суду, почему вы питаете ненависть к женщинам?
— Я не питаю к ним ненависти.
— Если не питаете ненависти, зачем тогда порочите и черните их в своих книгах? Зачем оскорбляете их в своих произведениях, равно как и в реальной жизни?
— Я не оскорблял их ни в книгах, ни в жизни.
— Суд заслушал показания компетентных свидетелей, они в каждом случае ссылались на конкретные факты. Тем не менее вы пытаетесь внушить нам, что эти авторитетные специалисты с безупречной репутацией, давая показания под присягой, либо ошибаются, либо лгут. Позвольте спросить, сэр, хотя бы раз в жизни вы сделали что-нибудь на благо женщин? И что именно?
— А почему, позвольте спросить, вы принимаете образ одной женщины за обобщенный образ всех женщин? С чего вы взяли, что показания ваших компетентных свидетелей не могут быть опровергнуты другой группой компетентных экспертов? Почему?..
— Соблюдайте порядок! Вопросы в суде задаю я, а не вы. Вы обвиняетесь в сексизме, женоненавистничестве, оскорблении женщин, клевете на женщин, очернении женщин, опорочении женщин, безжалостном соблазнении — все эти преступления заслуживают самого сурового наказания. Если суд признаёт вас виновным, то вам и таким, как вы, естественно, не стоит ждать снисхождения. Вы один из несметного числа мужчин, заставивших женщин жестоко страдать и подвергших их крайнему унижению, от унижения их избавляют лишь в наше время благодаря неустанным усилиям таких судов, как этот. С какой целью вы публиковали книги, которые больно ранят женщин? Неужели вы не догадывались, что такие произведения могут использоваться нашими врагами против нас?
— В ответ скажу одно: у этой вашей демократии, построенной якобы на равенстве, задачи и цели, чуждые мне как писателю.
— Прошу понять: суд не намерен снова выслушивать ваши соображения о литературе. Героини ваших произведений все написаны по шаблону, и все как одна — стервы. Ваша цель как писателя именно в этом?
— Многие воспринимают мои произведения совершенно иначе.
