— Селестина! — в ужасе закричала я. Но ответа не было. — Открой дверь! — снова и снова кричала я. Но мой голос поглощался мраком, плотно обступившим меня. Голос был узником этого мрака. Как и я сама. Узница Селестины.
Темнота обволакивала меня. Здесь было очень холодно, и еще я ощущала присутствие чего-то зловещего. Исходящее откуда-то зловоние наполняло мою душу неизъяснимым ужасом. Меня охватила паника. Как я могу описать все это? Как подобрать необходимые слова? Да и есть ли они? Меня поймет только тот, кто пережил подобное.
Предположения, самые жуткие предположения то и дело рождались в моем мозгу, мгновенно сменяя друг друга. Как же я была глупа. Меня попросту заманили в ловушку…
Ужас охватил все мое существо.
С трудом преодолев две ступеньки, я принялась колотить кулаками по стене.
— Выпустите меня! Выпустите меня!
Но я знала, что мой голос слышен только в келье прокаженных. А как часто кто-либо из обитателей дома заходит хотя бы в часовню?
Она уйдет так же незаметно, как приходила… никто не узнает, что она вообще здесь побывала.
Я вдруг услышала свой рыдающий, искаженный ужасом голос и испугалась еще сильнее, потому что не узнала его.
Я чувствовала себя изможденной и обессиленной.
Я знала, что в этом темном, сыром и холодном месте мои часы сочтены.
Я царапала стену, пока не сорвала ногти и не почувствовала, что по моим рукам струится кровь.
Я начала озираться вокруг, потому что глаза стали привыкать к окружающему мраку. И тут увидела, что я здесь не одна…
На полу лежало то, что осталось от Элис.
Вот я и нашла ее…
— Элис! — закричала я. — Элис, это ты? Так значит, все это время ты была в доме?
Элис молчала. Ее уста сомкнулись навеки более года назад.
Я закрыла лицо руками. Смотреть на эти останки было невозможно. Меня со всех сторон окружало зловоние смерти и тлена.
Сколько времени прожила Элис после того, как эта дверь закрылась за ней? Я хотела это знать, потому что именно столько предстояло прожить мне.
Наверное, я очень долго пролежала без сознания. Подчас бредила, приходя в себя. Я слышала чей-то лепет, должно быть, свой собственный, потому что он не мог принадлежать Элис.
К счастью, даже придя в себя, я оставалась в полубессознательном состоянии. Но какая-то часть разума продолжала работать.
Кто я такая? Марта? Или все же Элис?
Наши истории так похожи… Об Элис говорили, что она убежала с Джеффри. Обо мне скажут, что я убежала с Питером. Наше исчезновение так удобно совпало с исчезновением братьев.
— Но почему? — снова и снова повторяла я. — Почему?..
Теперь я знала, чья фигура отбрасывала тень на жалюзи в комнате Элис. Ее… этой дьяволицы в женском обличье. Ей было известно о существовании маленького дневника, который я обнаружила в кармане амазонки Элис, и она искала его, потому что опасалась, что в нем могут содержаться факты, способные привести к ее разоблачению.
Я поняла, что она никогда не любила Элвин, что своими мягкими манерами всех нас попросту ввела в заблуждение. Я поняла, что она вообще никого не способна любить. Она использовала Элвин так же, как и всех остальных, как она намеревалась использовать Коннана. Дом. Вот что она любила.
В своем бредовом состоянии я представляла себе, как она стоит у окна в «Маунт Виддене», смотрит на дом соседей и жаждет обладать им со всей страстью человека, охваченного навязчивой идеей.
— Элис… — повторяла я. — Элис… Мы обе стали ее жертвами… ты и я.
И мне казалось, что Элис отвечает мне, рассказывает о том дне, когда Джеффри отправился в Лондон, о том, как в дом прибежала Селестина и сообщила о великом открытии в часовне.
Я видела перед собой Элис… бледную, хрупкую, хорошенькую Элис. Я видела, как она издает радостный возглас и делает несколько роковых шагов навстречу своей смерти…
Но в моих ушах раздавался голос не Элис, а мой собственный.
И все же я была уверена, что она находится рядом и что мы будем утешать друг друга, пока я не последую вслед за ней в мир теней, где она обитала с того самого дня, когда Селестина Нанселлок заманила ее в келью прокаженных…
* * *
В глаза ударил ослепительный свет. Я почувствовала, что меня несут, и спросила:
