В просторной, обставленной старой мебелью комнате был накрыт широкий стол. У окна о чём-то таинственно перешёптывались две молодые женщины, примерно одних лет с Региной, - верно, её подруги. При виде вошедших курсантов они перестали "секретничатъ", приготовившись знакомиться с неприступно серьёзным, едва не деловым видом. Регина тотчас представила подруг. Одну из них, с рыжеватыми волосами, поджарую, бойкую, звали Вероникой. Другая же, немного полноватая и поскромнее, назвалась Линдой.
Ещё не сели за стол, а Вероника с ходу "положила глаз" на Егора, вызвав его на разговор о каких-то пустяках. Она слегка, как бы нарочно, картавила, несомненно убеждённая, что это ей идёт. Непрядов с трудом, скорее из приличия втягивался в разговор - он всё ещё был не в духе. Однако ему не хотелось показаться в чьих-либо глазах нелюбезным, и потому он, как мог, пересиливал хандру.
Пришли ещё несколько человек, уже немолодых и степенных родственников Регины, как догадался Егор. Кузьма со всеми запросто расцеловался и радушно пригласил к столу. Чувствовалось, что в этом доме он давно освоился и потому держался едва ли не полноправным хозяином.
Махнув рукой на прежний аскетизм и воздержанность, Егор пил шампанское и на душе становилось спокойно - по крайней мере, он старался себя в этом уверить. Рыжеволосая Вероника забавляла его манерами провинциальной аристократки. В разговоре она постоянно старалась брать верх. Как бы уверовав в свою неотразимость, немного жеманилась и капризно дула губки, если с ней не соглашались. Ленивым мановением руки требовала положить ей на тарелку то салата, то колбасы, то заливной рыбы. Аппетит у нее был пролетарский. Вероника всё время как бы давала почувствовать, какое великое одолжение оказывает Егору своим вниманием. Она не столько заинтересованно разговаривала с ним, сколько пыталась о чём-то попросить, либо чему-то возразить. Это всё Непрядову надоело. Девица с её непомерным самомнением Егору совсем не нравилась. "Вот рыжая бестия, - нескромно думал о ней. Попадись такой в мужья - всю жизнь отравит. Начнёт пилить как бревно в козлах, пока всего на опилки не переведёт..."
Вадим недвижно сидел за столом, скрестив руки на груди и предавшись молчаливой меланхолии. Погрустневшая толстушка Линда, всё ещё остававшаяся рядом с ним, его нисколько не интересовала. Она уж, верно, потеряла всякую надежду завладеть вниманием непроницаемо-серьёзного кавалера. Вадим был верен себе. Он и Егору, казалось, не прощал его легкомысленного флирта с Вероникой. Лишь Кузя понимающе подмигивал Непрядову, мол, не дрейфуй, так держать... и плюнь ты на этого интеллигента, который баб как кораблекрушения боится...
Однако Егору всё больше становилось не по себе. И он постарался найти повод, чтобы избавиться от "рыжей бестии". Сперва вышел на крыльцо, будто покурить, а там и до калитки рукой подать. Хотелось побыть наедине с самим собой и немного проветриться. Он брёл по улице наугад, радуясь полнолунию, звёздам и упиваясь ощущением полученной свободы.
По дороге попалась колонка, и Егор, надавив на рычаг, сунул голову под холодную струю. Вода взбодрила. Распрямившись, он провел рукой по мокрому лицу, прогоняя хмельной дурман. Вскоре от него не осталось и следа. Мысли были ясными и весёлыми. Его разбирал смех, как только он вспоминал о Веронике, пытавшейся столь нелепым способом приручить его наподобие "ничейного" кота: "Меня-то, свободного альбатроса!.." И он тихонько захохотал.
Неведомыми задворками Непрядов выбрался на берег. У самых ног чуть плескала вода. Немного мористее покачивались на волне сонные чайки.
Откуда-то сбоку, из-за кустов ракитника, появился Колбенев.
- Ты здесь? - удивлённо спросил он, приближаясь.
- А где же ещё? - подтвердил Егор.
- Но я думал... Извини, но Вероника спрашивала о тебе.
- Что мне до неё?..
- А впрочем, тебе видней, - рассудил Вадим.
До рассвета дружки бродили по пустынному берегу. Казалось, обо всём на свете переговорили. Никогда ещё обоим не было так легко и спокойно, оттого что хорошо чувствовали, понимали мысли друг друга. Всходившее солнце застало их далеко от посёлка. Они шли по упругому песку и слушали, как просыпается море. Уже застучал лодочный мотор, поскрипывали разбуженные чайки и где-то далеко, почти еле слышно, надрывал глотку встревоженный Кузьма. Дружки удивлённо переглянулись и прибавили шагу, заторопившись обратно в посёлок.
