— Ты и так уже столько сделал для меня, — сказала она. — Почему ты так старался?
— Черт его знает!
— Тебя трудно понять, — продолжала Лайя. — Может быть, поэтому тебе все и удается.
— Если что, Лайя, не стесняйся...
— Во Франции я собираюсь много работать, — ответила она, улыбнувшись дежурной улыбкой.
— Да, я знаю, — солгал он, зная, что ни один режиссер на земле уже никогда даже близко не подпустит ее к кинокамере.
— Я думаю, они не обратят внимания на эту дурацкую «Книгу обреченных», — сказала, бодрясь, Лайя. — Они там все просто помешаны на американцах.
Догадывалась ли она хотя бы смутно о том, что «Книга обреченных» — пожизненный приговор? Он надеялся, что не догадывается.
Кингдон чмокнул ее в щеку.
— Береги себя, Лайя, — сказал он.
— Мистер Незнакомец, вы лучше за собой присмотрите. Если кто из нас первым нарвется на неприятности, так это вы.
1
Как-то ноябрьской ночью в Орлином Гнезде во всех комнатах на первом этаже горели эвкалиптовые дрова.
В гостиной был самый большой камин, и здесь было теплее всего. Это почувствовала Юта, решившая еще раз обойти весь дом и проверить, все ли готово. Комната была обставлена массивной мебелью, что вполне устраивало Юту, но не нравилось Лайе. Юта переставила на другое место пепельницу, открыла коробку с соленым миндалем и сунула в рот один орех. Хрустнула им и удовлетворенно кивнула. Будучи хозяйкой меблированных комнат, она славилась своей первоклассной едой. Она неодобрительно покосилась в сторону бара на ножках с открытыми дверцами. Несмотря на «сухой» закон, в нем было множество бутылок. Она повернулась к зеркалу в золоченой раме.
Слегка наклонив голову, Юта принялась изучать свое отражение. Бриллиантовая брошь в форме самолета, подаренная ей на день рождения Чарли Кингдоном, сверкала на огромной левой груди, приколотая к расшитому мелким гагатом платью. На складке под подбородком покоилось бриллиантовое колье. Она перебирала согретые ее телом камни, любуясь новым перстнем с сапфиром и запонками с сапфирами и бриллиантами. Три-Вэ сказал, что ни к чему так разряжаться для семейного обеда. Когда он говорил о вкусе и манерах, Юта почти всегда прислушивалась к мнению мужа. В другой раз она согласилась бы с ним, но только не сегодня. Сегодня были приглашены Бад, Амелия и Тесса, но Юта ни за что не назвала бы предстоящую трапезу «семейным обедом». Этот день должен был стать триумфом ее семьи. Три-Вэ посоветовал ей убрать все драгоценности в сейф, оставшийся от Лайи в гардеробной. Но ведь эти бриллианты были атрибутом победы, которой Юта так долго ждала. И их спрятать?!. Нет, она не собиралась этого делать.
До нее донеслись тяжелые шаги. Кто-то спускался по лестнице.
В гостиной появился Три-Вэ. Уперев руки в бока, Юта изучающе разглядывала мужа. С трудом подавила довольную улыбку. «Великолепно смотрится, — решила она. — Сразу видно, что из хорошей семьи».
— Поправь галстук, — сказала она.
Он подошел к ней, пытаясь просунуть палец под жесткий воротник накрахмаленной рубашки.
— Пора уже привыкать к нормальной одежде, — сказала она, поправляя ему галстук.
Для Юты Три-Вэ, несмотря на его седую бороду и волосы, оставался ребенком. Его задумчивость все еще беспокоила ее. О нем она заботилась больше, чем о сыновьях. Послюнив палец, она пригладила его взлохмаченную бровь.
— Вот так-то оно лучше, — сказала она. — Три-Вэ, сегодня твой праздник!
Она подошла к бару, налила стакан скотча и подала ему.
— О! — удивленно произнес он. — Спасибо, Юта.
— Только сегодня, — сказала она, присев на красивый резной стул. — Одно им не понравится. То, что Лайя в Париже. Чарли Кингдон не бросал ее в трудную минуту. Она могла ему ответить тем же. Он должен был заставить ее приехать! — Юта сунула в рот еще один орех, разрываясь между раздражением и радостью от своего триумфа. Радость одержала верх. — У нас три прекрасных сына! А Чарли Кингдон даже знаменит! И ты теперь так же богат, как и Бад.
Три-Вэ сосредоточенно смотрел на огонь в камине.
— Не уходи в себя. Скажи что-нибудь.
— Бад очень рад за меня, — сказал Три-Вэ.
— Бад?! Ха! А чего ему радоваться, коли теперь он не первый богач в семье?