Из одного угла внутреннего дворика раздался приглушенный женский смех, из другого доносились мужские голоса. Три-Вэ скрестил руки на груди. Он чувствовал себя последним дураком, не зная, о чем говорить с этой элегантной незнакомкой, своей дочерью.
Тесса сказала:
— Что случилось, дядя?
— Где?
— В городе. — Голос у нее дрогнул, но он отнес это за счет ее любопытства.
— Очередной скандал в семье Вэнсов, — ответил он.
Хотя Кингдон с юмором описывал идиотское положение, в котором оказался, Три-Вэ не одобрял этого юмора. Он полагал, что в таких серьезных вещах шутки неуместны.
— Скандал?
— Лайя вела дневник. Полиция обнаружила его в доме Дэвида Манли Фултона.
Ее глаза сверкнули. Она подошла к стулу и взялась за его спинку. После некоторого колебания она села.
— Тесса, ты в порядке?
— Голова болит... Жар. Я болела дифтерией, и теперь у меня часто вдруг поднимается температура. Но этот приступ что-то затянулся.
Она говорила, глядя в сторону.
Он сел рядом.
Только сейчас Три-Вэ начал понимать, что вся ее неуверенность, запинки и опущенные глаза следствие ее застенчивости. Она, как и он, была интровертом. Встречи с незнакомыми людьми давались ей так же нелегко, как и ему. Возможно, даже труднее. Она рассказала ему о своей болезни. А Три-Вэ сейчас казалось, что он был с ней безжалостен — хотя в действительно этого не было, — и этим чуть было не довел ее до слез. Ему стало невыносимо стыдно, захотелось попросить прощения у своей тайной дочери, обнять, утешить ее. И в то же время он предпочел бы, чтобы их сходство было не таким очевидным. «Окажись она именно такой, какой я себе ее представлял, похожей на Амелию, может быть, мне было бы легче? Или на Ван Влитов? Светловолосая, уверенная в себе, напористая, со знаменитым носом Хендрика Старшего...»
После некоторой заминки он мягко произнес:
— Кингдон кое-что о тебе рассказывал. Например, что ты пишешь роман. О чем?
— О Франции... — Она прерывисто вздохнула, почти всхлипнула. — Не знаю только, кому это нужно.
— Но тебе это нужно?
Она кивнула.
— О Франции? О семье твоей матери?
Она отрицательно качнула головой.
— О сиротском приюте в Руане, где я работала.
— Долго работала?
— Три года...
— Во время войны?
— Да. И потом. — Помолчав, она продолжала: — Мне трудно рассказывать об этом, дядя.
— Извини, я прицепился...
— Да нет, не в этом дело. Просто я плохая рассказчица. Поэтому и взялась писать.
«Я хочу узнать о ней побольше», — подумал Три-Вэ.
Но каким образом? Стоит ему проявить к ней хоть каплю интереса, Юта такое устроит!
До них доносился ровный плеск воды в фонтане.
— Хочешь как-нибудь побывать в Сан-Педро? — спросил Три-Вэ.
Она вопросительно взглянула на него.
— Если приедешь, поможешь мне сразу убить двух зайцев. Во-первых, хочется познакомиться с тобой поближе. И во-вторых, там, на Сигнал-хилл, есть кусок земли, который принадлежит мне. Ты когда-нибудь бывала в тех местах?
Она кивнула.
— Да. С одной стороны там открывается вид на гавань и океан, а с другой — на долину реки, которая тянется до самых гор. Кажется, что стоишь на островке. — Тесса, судя по всему, успокоилась. Сцепив длинные тонкие пальцы, она подалась к нему, все еще немного робея.
— Папа там бурил нефть. Правда, очень давно. Я была маленькая, а «Паловерде ойл» еще не разрослась, как сейчас. Папа, бывало, брал меня на участки. — Она пожала плечами. — Неперспективные скважины. На Сигнал-хилл только неперспективные скважины. Он продал участки.
— Бад умен. Я начал там бурить еще до него. Не забил ни один нефтяной фонтан. Но я не продавал свою землю, потому что на ней есть пирамида из камней — геодезический знак, — на которой я люблю сиживать.
— Я взбиралась на нее.
— Когда я сижу там, мне кажется, что оживает древняя легенда о том, что Калифорния — остров, лежащий справа от Индии.
— И там живут храбрые сильные амазонки, приручившие белоголовых грифов.
— Да! Совсем близко от земного рая, — сказал он, и на его губах мелькнула робкая юношеская улыбка, спрятавшаяся в бороде. — Теперь, Тесса, ты поняла, почему Бад богач, а я неудачник.
Она изумленно взглянула на него. Он уже понял, что девушка не привыкла мыслить категориями процветания и нищеты. Три-Вэ догадался, почему у него поначалу сложилось о ней неверное впечатление. Тесса была исключительно добрым человеком. А истинная доброта встречается гораздо реже красоты, таланта или необыкновенного интеллекта. Она так редка, что обычно ее принимают за нечто иное: за глупость, слабость, браваду, отчужденность.
