— Меня? С меня же сняли подозрения.
Римини пропустил эти слова мимо ушей.
— Речь идет не о кино. Ты сам всегда говорил, что кинематограф для тебя не так уж и важен. Лично я не знаю человека, который не хотел бы стать кинозвездой, но, допустим, я верю, что ты не лукавишь. Кингдон не похож на других! Допустим! Тебе плевать на кинематограф. Но не плевать на авиацию. Что скажешь?
— Летаю я неплохо, но, кроме этого, ничего больше не умею, — спокойно сказал Кингдон.
— Летаешь ты превосходно, — согласился Римини. — Я набираю в свою команду самых лучших. Но как ты живешь? Деньги текут у тебя сквозь пальцы, как вода сквозь решето. Значит, тебе не нужны деньги, чтобы хорошо летать?
— Не нужны, — ответил Кингдон.
— Я тоже транжирка, — заметила Лайя.
— Нас никак не назовешь скопидомами, — сказал Кингдон.
— Вы тратите все, что зарабатываете? — поинтересовался Римини.
— Очень много, — ответил Кингдон. — Пожалуй, да.
— В таком случае у тебя нет выбора. Если хочешь остаться в кино — или если хочешь остаться летчиком, что для тебя одно и то же, — поддерживай доверие к себе. Доверие, — со значением повторил он. — Кто захочет связываться с летчиком, которому никто не доверяет? Если тебе не доверяют, кому нужны твои воздушные трюки? Тебя никто не возьмет на работу. Впрочем, теперь я узнал, что у тебя богатые родственники.
Кингдон вскочил.
— Садись, садись. Я не собираюсь оскорблять тебя в лучших чувствах. Я так скажу: ты можешь вляпаться в скандальную историю. — Он тут же предупредительно поднял руку. — Не пойми меня превратно. Я отлично знаю, что за тип этот Фултон и вообще вся эта порода. К тебе впрямую это мало относится. Это задевает Лайю. — Он обернулся к женщине, с которой в свое время в студии-конюшне несколько раз наспех занимался любовью. — Лайя рассказывала о своих отношениях с Дэвидом Манли Фултоном. Пробелы в ее откровениях я восполнил с помощью своего воображения. Лайя, ты крепко влипла. Теперь спасение в одном: Кингдон должен находиться там, где ему положено быть по закону. То есть у твоей юбки.
После некоторого колебания Кингдон согласился:
— Хорошо.
— Это ты сейчас так легко обещаешь, — сказал Римини.
— Я сдержу обещание.
Римини поднялся. Он снова был в высоких сапогах — по давнишней привычке, оставшейся с тех дней, когда ему приходилось снимать кино на склонах кишащих змеями холмов. Ныне он редко покидал свою новую, обнесенную высокими стенами киностудию на Говер-стрит, что на восточной окраине Голливуда.
— Хорошо, — продолжал он, расхаживая по комнате. — Хорошо. Лайя не связана с нами контрактом, но она была с «Римини продакшнз» с самого начала. Участвовала в рекламных компаниях...
— Как же, как же! — с горечью произнес Кингдон. — «Небесная парочка»!
— Этот имидж вам обоим еще очень пригодится. А тебе он просто необходим. История с Оливией Томас подобна гибели «Титаника». Молодая актриса, бедняжка, угробила себя, и это поставило на уши все феминистские клубы и церковь. Они теперь следят за Голливудом налившимися кровью глазами, готовясь накинуться при первой же возможности. И вот вам пожалуйста! Дэвид Манли Фултон!
— Я виделся с ним лишь однажды, да и то минут пять, не больше, — заметил Кингдон.
— Какая разница?! Мой приятель из департамента полиции сообщил, что они в его доме нашли столько «клубнички», что хватит на творческие поминки по сотне актеров! Лайя позировала для пикантных снимков вместе с Мейбл Леонард, Лилиан Уайт...
— По крайней мере она в хорошей компании, — прервал его Кингдон, не глядя на Тессу.
— Может, я не все знаю? — спросил Римини.
— Она оставила дома у Дэвида свой дневник и кое-что из нижнего белья, украшенного ее эмблемой — вышитыми лилиями.
Римини оглянулся на Лайю. Та кивнула.
Широкое лицо режиссера помрачнело.
— Что ж, в таком случае она на самом краю пропасти. И ты тоже. Журналисты теперь будут подстерегать каждый ваш шаг. У тебя больше нет личной жизни.
— Личной жизни? — переспросил Кингдон. — Я уже давно поставил на ней крест.
— Ты еще плохо знаешь журналистов. Отныне они будут дежурить у твоей постели, сторожа твой сон. Будут следовать за тобой повсюду, даже в туалет. И не дай тебе Бог на чем-нибудь споткнуться! Выпивка, к примеру. Или девочки. Все это на следующий же день появится в заголовках всех бульварных газет! Читатели быстро позабудут, что ты герой войны, летчик-ас. Они будут знать про тебя только одно: ты покинул жену в трудную для нее минуту. Люди все еще ценят крепкую семью. Кингдон, ты не имеешь права чем-либо запачкаться. Не дай тебе Бог нарушить 18-ю поправку! И никаких девочек! Ничего, кроме извиняющейся скромной улыбки.
