Он захихикал, затем сказал:
— Боюсь, что нет. Мисс Левис в отпуске, и мы не ожидаем ее в ближайшее время домой. Может, вы хотите оставить для нее записку?
— А вы не знаете, где я могу найти ее?
— Вы можете попробовать отыскать ее в Риме. — Он захихикал снова. — Она сказала, что собирается ехать туда. Она очень много путешествует. Вы знаете, если бы она пе заплатила за год вперед, я бы сдал ее квартиру.
— Не надо этого делать, — сказал я ему.
— Нет, конечно, нет. Я шучу. Жаль, что не могу вам помочь.
— Скажите… ее квартира сдается с мебелью?
— Разумеется, все наши квартиры сдаются с мебелью. Почему вас это интересует?
— Да так просто. Спасибо за информацию.
— Конечно, конечно. — И, хохотнув, он закончил разговор.
И эта ниточка оборвалась. Остается узкая тропинка и ничего по сторонам. Все исчезает, превращаясь в облачко пыли. Целый мир находится на грани уничтожения и не знает, как близок он к этому. А каждая нить, ведущая к человеку, от каприза которого зависит уничтожение или дальнейшее существование, обрывается.
Вся трудность заключалась в том, что все было полностью делом случая. Состоянием Агронски воспользовались довольно быстро, используя утрату им моральных принципов и логичного поведения. Но дело в том, что им нельзя было управлять исходя из общечеловеческих представлений. Его хотели ограничить минимальными дозами наркотиков, а он тут же вырвался из-под контроля, чтобы немедленно получить в нужном объеме то, что ему было необходимо. Самой сложной проблемой для него теперь стал он сам.
Наконец шум воды прекратился, и я услышал, как открылась и закрылась дверь душевой, когда Камилла вышла. Я выдвинул ящик комода и достал длинную голубую оксфордскую рубашку, расстегнул на ней ворот, затем подошел к двери смежного номера и постучал. Камилла сказала, чтобы я толкнул дверь, поскольку она и не думала ее запирать. Электрокамин, встроенный в стену, был включен на всю мощность. Напротив камина стоял стул, на котором были развешаны для просушки предметы женского туалета. Облака пара все еще проникали через частично открытую дверь душевой. Я прошел в комнату и остановился с рубашкой в вытянутых руках.
— Это все, что я смог найти.
— Великолепно, спасибо.
— Она должна быть достаточно длинной, чтобы прикрыть твои прелести. Свяжи концы рубашки между ног и порадуйся, что я такой предусмотрительный.
Камилла со смехом вырвала рубашку из моих рук и закрыла дверь душевой так стремительно, что я едва успел убрать руку. Через минуту дверь открылась вновь; и она вышла. Камилла не завязала концы между ног, как я посоветовал ей, но рубашка оказалась действительно достаточно длинной. Камилла стояла передо мной и улыбалась.
— Черт бы тебя побрал, это неприлично.
— Я видел тебя на картине в офисе, помнишь?
— Это не одно и то же, — ответила она.
И была права. Ткань прилипла к ее еще влажному после душа телу, соски ее высоких, полных грудей вызывающе торчали, облегаемые материей, и она ничего не могла с этим поделать. В талии рубашка была для нее широка, но края ее были натянуты на полных бедрах. Ткань плотно облегала овал ее живота, и складки, сбегая вниз, давали прозрачный намек на всю прелесть линий, находившихся ниже. Края рубашки приходились на середину ее бедер, и Камилла казалась в таком одеянии более соблазнительной, чем если бы была совсем голой. Подсвеченная из-за спины светом, падавшим из душевой, вся ее женская прелесть, увиденная мной на картине, была более живой и прекрасной.
— Пойду попробую заказать цыпленка.
— Не беспокойся. Помоги мне лучше высушить мою одежду.
Черный бюстгальтер и трусики-бикини висели на спинке стула. Они были почти сухими, но с шерстяной юбки и жакета все еще капала на пол вода, а пар поднимался дымкой от мокрой одежды. Комната стала напоминать турецкие бани.
— Вещи могут сесть, — заметил я.
— Тогда их стоимость мне оплатит Мартин Грейди. Завтра куплю новый костюм, и ты заплатишь за него.
Камилла стала поправлять юбку на сиденье стула и вдруг, выпрямившись, повернулась ко мне с улыбкой на лице — такая близкая, слишком близкая. Мои руки сами потянулись к ней, и я нежно взял ее за талию. Я почувствовал, как ее тело напряглось, отвечая на мое прикосновение. Улыбка погасла на ее лице, а губы раскрылись, готовые что-то сказать, но, взволнованно дыша, она не могла произнести ни слова.
