– Это не потому, что они не могли, – вмешивается архинаместник. – Так было потому, что они не хотели. Между второй и третьей мировыми войнами у людей имелось и необходимое время, и оборудование. Но они предпочли забавляться игрой в политику с позиции силы, и что в итоге? – Отвечая на свой вопрос, архинаместник загибает толстые пальцы: – Растущее недоедание. Все большая политическая нестабильность. И в конце концов – Это. А почему они предпочли уничтожить себя? Потому что такова была воля Велиала, потому что Он овладел…
Вождь протестующе поднимает руки:
– Ладно, ладно. Это не лекция по апологетике или натуральной демонологии. Мы пытаемся что-нибудь сделать.
– А работа, к сожалению, займет немало времени, – говорит доктор Пул.
– Сколько?
– Значит, так. Лет через пять можно обуздать эрозию. Через десять будет ощутимое улучшение. Через двадцать какая-то часть вашей земли вернет плодородие процентов на семьдесят. Через пятьдесят…
– Через пятьдесят лет, – перебивает его архинаместник, – число уродств у людей по сравнению с нынешним удвоится. А через сто лет победа Велиала будет окончательной. Окончательной! – с детским смешком повторяет он, затем показывает рожки и встает. – Но пока я за то, чтобы этот джентльмен делал все, что может.
Наплыв: голливудское кладбище. Камера проезжает мимо надгробий, с которыми мы познакомились в предыдущее посещение.
Средний план: статуя Гедды Бодди. Камера проезжает сверху вниз по изваянию, пьедесталу и надписи.
«Всеми признанная любимица публики номер один. «Впряги звезду в свою колесницу».
За кадром слышится звук втыкаемой в почву лопаты и шуршание песка и гравия, когда землю отбрасывают в сторону.
Камера отъезжает, и мы видим Лулу, которая, стоя в трехфутовой яме, устало копает.
Звук шагов заставляет ее поднять голову. В кадре появляется Флосси, уже знакомая нам толстушка.
– Как идет, нормально? – спрашивает она.
Вместо ответа Лула кивает и тыльной стороной ладони утирает лоб.
– Когда дойдешь до жилы, дай нам знать, – требует толстушка.
– Это будет не раньше чем через час, – угрюмо отвечает Лула.
– Ничего, детка, не сдавайся, – утешает Флосси с приводящей в бешенство сердечностью человека, стремящегося подбодрить товарища. – Приналяг, докажи им, что сосуд может сделать не меньше мужчины! Если будешь хорошо работать, – бодро продолжает она, – может, надзиратель разрешит тебе взять нейлоновые чулки. Смотри, какие мне достались сегодня утром!
Флосси вытаскивает из кармана желанный трофей. Не считая некоторой зелени в районе носка, чулки в превосходном состоянии.
– Ах! – с завистью и восхищением вскрикивает Лула.
– А вот с драгоценностями нам не повезло, – пряча чулки, жалуется Флосси. – Только обручальное кольцо да паршивый браслет. Ладно, будем надеяться, эта не подведет. – Толстушка похлопывает по мраморному животу «любимицы публики номер один». – Ну, мне пора назад. Мы откапываем сосуд, похороненный под красным каменным крестом. Знаешь, такой высокий крест у северных ворот.
Лула кивает и говорит:
– Как только лопата упрется, я за вами приду.
Насвистывая песенку «Гляжу на дивные рога», толстушка выходит из кадра. Лула вздыхает и снова принимается копать.
Чей-то голос необычайно нежно произносит ее имя. Она резко вздрагивает и оборачивается на звук.
Средний план с точки, где стоит Лула: доктор Пул осторожно выходит из-за гробницы Родольфо Валентино.
В кадре снова Лула. Она вспыхивает, потом делается мертвенно-бледной. Рука ее прижимается к сердцу.
– Алфи, – шепчет она.
Доктор Пул входит в кадр, спрыгивает к ней в яму и, ни слова не говоря, обнимает девушку. Их поцелуй полон страсти. Затем она утыкается лицом ему в плечо.
– Я думала, что никогда больше тебя не увижу, – прерывающимся голосом говорит Лула.
– За кого ты меня принимаешь?
Ботаник опять целует ее, потом, отодвинув девушку от себя, вглядывается ей в лицо.
– Ты почему плачешь? – спрашивает он.
– Ничего не могу с собой поделать.
– Оказывается, ты еще красивее, чем мне запомнилась.
Не в силах говорить, Лула качает головой.
– Улыбнись, – велит доктор Пул.
– Не могу.
– Улыбнись, улыбнись. Я хочу снова их увидеть.
