– Замечательно!
– Вы не льстите?
– Нет, честно и откровенно.
Архинаместник радостно улыбается.
– Счастлив слышать, – говорит он.
– Особенно мне понравилось то, что вы сказали о религии в девятнадцатом и двадцатом веках – об отходе от Иеремии к Книге Судей, от личного и поэтому всеобщего к национальному и поэтому междоусобному.
Архинаместник кивает:
– Да, тогда все висело на волоске. Если бы люди держались личного и всеобщего, они жили бы в согласии с заведенным порядком и с Повелителем Мух было бы покончено. Но, по счастью, у Велиала множество союзников – нации, церкви, политические партии. Он воспользовался их предубеждениями. Он заставил идеологию работать на себя. К тому времени, когда люди создали атомную бомбу, он повернул их умонастроения вспять, и они стали такими, какими были перед девятисотым годом до Рождества Христова.
– И еще, – продолжает доктор Пул, – мне понравилось то, что вы сказали относительно контактов между Востоком и Западом – как Он заставил каждую сторону взять худшее из того, что мог предложить партнер. И вот Восток взял западный национализм, западное вооружение, западное кино и западный марксизм, а Запад – восточный деспотизм, восточные предрассудки и восточное безразличие к жизни индивидуума. Короче, Он проследил, чтобы человечество прогадало и тут, и там.
– Вы только представьте, что было бы, если бы произошло обратное! – пищит архинаместник. – Восточный мистицизм следит за тем, чтобы западная наука использовалась как надо, восточное искусство жить облагораживает западную энергию, западный индивидуализм сдерживает восточный тоталитаризм. – В благоговейном ужасе архинаместник качает головой. – Да это был бы просто рай земной! К счастью, благодать Велиала оказалась сильнее благодати того, другого.
Архинаместник визгливо хихикает, затем, положив руку на плечо доктора Пула, идет с ним к ризнице.
– Знаете, Пул, – говорит он, – я чувствую, что полюбил вас. – Доктор Пул смущенно бормочет слова благодарности. – Вы умны, хорошо образованы, знаете многое, о чем мы и понятия не имеем. Вы могли бы быть весьма мне полезны, а я со своей стороны – вам. Разумеется, если вы станете одним из нас, – добавляет он.
– Одним из вас? – неуверенно переспрашивает доктор Пул.
– Да, одним из нас.
Крупный план: лицо доктора Пула, который вдруг все понял. Он издает испуганное восклицание.
– Не скрою, – продолжает архинаместник, – что сопряженная с этим хирургическая операция не безболезненна и даже не лишена опасности. Однако преимущества, которые вы получите, войдя в число священнослужителей, столь велики, что сводят на нет незначительный риск и неудобства. Не следует также забывать…
– Но, ваше преосвященство… – пробует возразить доктор Пул.
Архинаместник останавливает его жестом пухлой, влажной руки.
– Минутку, – сурово говорит он.
Вид у него столь грозный, что доктор Пул спешит извиниться:
– Простите, пожалуйста.
– Пожалуйста, мой дорогой Пул, пожалуйста.
И снова архинаместник – сама любезность и снисходительность.
– Как я сказал, – продолжает он, – не следует забывать, что, пройдя, если можно так выразиться, физиологическое обращение, вы будете избавлены от искушений, которых, по всей вероятности, не избегнете, оставшись нормальной особью мужского пола.
– Конечно, конечно, – соглашается доктор Пул. – Но, уверяю вас…
– Когда речь идет об искушении, – сентенциозно заявляет архинаместник, – никто не вправе никого уверять в чем бы то ни было.
Доктор Пул вспоминает о недавнем разговоре с Лулой на кладбище и чувствует, что заливается краской.
– Не слишком ли огульно это утверждение? – без особой убежденности спрашивает он.
Архинаместник качает головой:
– В таких делах и речи не может быть об огульности. И позвольте напомнить вам, что происходит с теми, кто поддается подобным искушениям. Воловьи жилы и похоронная команда всегда наготове. Именно поэтому ради ваших же интересов, ради вашего будущего счастья и спокойствия духа я советую, нет, прошу, умоляю вас вступить в наши ряды.
Молчание. Доктор Пул с трудом сглатывает слюну.
– Я хотел бы подумать, – наконец говорит он.
