* * *
В завершение – укромность,
угрюмость.
Преданность многострунной,
вечно иностранной рыбе.
Прозванной – Лу.
По-нашему: злупанькой.
Затем, верность бедности,
преданность посеребрённой тыкве.
Горестным корсарам,
густому пространству.
И всё для жителей Номи.
* * *
Но главное – возвращение вперёд.
где чёрствая тыква.
Везде.
Для всех.
Для каждого.
* * *
Знайте!
Лу – жестикуляция безруких.
Говор немых.
Сговор безучастных.
Дзень исповеди.
Бзесь причастия.
Мечты и днище
туркменской Евы.
Предсмертной девы.
* * *
Значит Лу высота пуха.
Она же – гром созвездий.
Потом единица желаний.
Потом исчисление
и вычетание.
Горестных морсаров.
Грозных тыкв и букв.
Потом грязных точек,
гундосых греческих курцаров.
* * *
Сочетание.
Сочленение.
Соревнование горбатых.
* * *
Тогда всё и объяснилось:
Лу – оно, всегда – оно.
Лу – спичка.
и оно неповторимо.
Оно исключительно спичка.
Только спичка.
Личико критика,
скачка на тачках
и на точках.
Праздных,
сквозных,
разных.
Прачка в неопознанных стоках.
Так кто же то самое – Лу,
кто оно[?]
* * *
строчка фелаха,
тачка в бочке,
печь с течью
в пещере ничтожных вод.
Гладких единиц.
Ничтожных услуг.
И всё это – Лу.
Оно ужасно,
однодневно,
односложно.
* * *
Знайте!
Лу – вечерняя исповедь,
причастие.
И участие.
Устные причитания
усатых кабалеро.
Жестикуляция
безпупых,
безногих,
безрогих.
* * *
А впереди стрельбище безоружных.
Безлуких.
Скачка безлошадной прачки
на двухголовом верблюде.
Стачка в трёхкомнатном овраге.
* * *
И снова скачки:
безбровых.
безхвостых.
безротых.
На шкафах.
На комодах.
На трёх чреслах.
на двух паломниках,
даже повойниках.
* * *
Наконец – прелюдия,
с беззвучной одышкой.
Потом гуцул.
Всех превосходящий.
Непременно падающий.
Затем воспитание гуцула
прелесть гуцула
темя
тело
пепел гуцула.
* * *
И скачки безлошадных
на безногих ведьмедях,
на безколёсых велосипедах.
Многоголовых прачках.
На многококих
многооких рыбаках.
Рыбах из прекрасного Номи.
* * *
Потом корсары,
потом единица желания.
Велосипед.
велосипед,
воссед.
Кубок мудрости в гнезде понятий.
И всё это вместо слухов:
дворовых,
паровых,
портовых,
ковровых – атмосферических,
всяких.
* * *
А из-за угла —
трепет и мечта эвенка.
время – эвенка.
И снова, непременно, эвенк.
* * *
Глупость,
грубость,
прелесть…
И ещё кубкообразного ежа.
* * *
Мудрость греческих каблуков.
Грязных корсаров.
грозного простора,
трепет над проспектом
радость над пропастью.
Лепет одряхлевшей эвенковой супруги.
* * *
Она мечта ВР плюс – Лу,
которое кашляет.
Без мечты ВЗ плюс Лу,
которое чихает.
С приложением Ы.
При минусе – Лу,
которое фыкает.
* * *
Потом разлука с Номи.
Прогулка —
от ночного Урала
до мечты об Урале.
Где индустриализация.
Паспортизация.
Канализация.
* * *
Причастие грузных пабубков.
Пастухов
пидтухов
цесарок.
Из пробирок
из курлюров
мимолётных усекирок.
* * *
И прочее:
в кустах,
в лесах.
Среди саженцев.
В негромких, но быстрых перелесках.
С белой шапочкой.
Синими волками.
Зелёной бабушкой.
С лиловатыми конями самого Гаврилова.
Он – Лу.
Единый,
единожды повторяемый.
Одним голосом,
двумя,
тремя,
четырьмя,
пятью…
и так далее.
* * *
Не в ледяном предбаннике,
в отдалённом пространстве.
Где ютится карзина.
с грустным петухом,
который не Лу,
а – Ру.
Это в отдалённом пространстве.
Где ютится карзина
с грустным петухом.
Отдалённый шар
прямо над ним.
* * *
Потому что Ру – пидтух,
обыкновенный воздухоплаватель,
который плывёт.
Частично потухая.
* * *
В ту дождливую ночь
причастие отправлял – он.
Ни пидтух,
ни Гаврилов.
Только – он.
Тогда, разбиваясь в крах,
Лу и становится – им,
обязательно им.
Именно тогда те двое и вошли.
В подвал входят жандармы.
* * *
А гаврилов, который Ру,
сел на жеребёнка
огромного, уморительного
и вылетел прочь.
* * *
Только превращённый к тому времени.
Пётр Ефремыч поступил иначе.
Поступил по-другому.
Он сидел без рук.
без живота,
в пустом углу.
И без внутренностей.
Сидел, сидит и кваркает:
Лу, Лу, Лу…
Ещё и ещё – Лу[!]
Ну, дед, ты и даёшь, ну и бубнишь. В одной квартире с подобным не окажись. Весь свет проклянёшь.
Как так? влипаете, сударь. Я же не тот, а значит совсем другого значения. Я парфенон, слышь: парфенон – обыкновенный.
Да, ну? Тогда, дед, прости. Вали – продолжай. Покуда я тебя не заподозрил…
