– Спи, моя радость, – прошептал он, нежно касаясь губами ее шеи, – сегодня у тебя выдался очень непростой день, тебе нужно хорошо отдохнуть и набраться сил.
Спи! Легко сказать! А Клер впервые оказалась в постели с мужчиной, да еще в таком положении, когда его тело плотно прижато к ее собственному телу. Но, вероятно, усталость взяла свое, потому что не прошло и нескольких минут, как Клер почувствовала сонливость. Перед тем как отрешиться от реальности, она подумала о том, что это, наверное, очень здорово: каждый день засыпать в теплых мужских объятиях, с восхитительным чувством защищенности и умиротворения.
Проснувшись, Клер сразу вспомнила свои вчерашние безумства и поначалу в панике схватилась за голову. Значит, то, чего она старалась избежать, все-таки произошло: она лишилась невинности, а Эдвард стал ее первым мужчиной. Чертов сукин сын, подумала Клер, он все же добился своей цели. Однако никакой ненависти к Эдварду Клер в себе не обнаружила. Пожалуй, она даже была ему благодарна за то, что он помог ей решиться на такой непростой шаг, как начало сексуальной жизни. К тому же это самое начало получилось замечательным… проще говоря, сожалеть было абсолютно не о чем.
Но почему Эдварда нет с ней рядом? Ответ нашелся, как только Клер внимательно осмотрелась и обнаружила записку на тумбочке рядом с кроватью. Записка была весьма краткой и лаконичной: «Мой ангел! Не тревожься и не вздумай куда-то уходить: я скоро вернусь». Ниже стояла размашистая подпись Эдварда, точно такая же, как и под тем письмом, что он прислал ей в Сент-Луис. Как же давно это было, изумленно подумала Клер, кажется, с тех пор прошел целый год. Но на самом деле Клер получила письмо Эдварда всего полтора месяца назад, просто с того дня, как она сошла на английскую землю, время словно замедлило свой бег.
Внезапно в голове Клер раздался сигнал тревоги, и ее мечтательное настроение улетучилось. О господи, о чем она думает? Ей надо срочно принимать решение, пока она одна и никто не пытается оказывать на нее давление. Эдвард пишет, что вернется скоро, а это значит, что он не собирается сидеть на работе до вечера. Клер посмотрела на часы, и ее беспокойство возросло. Начало двенадцатого… пожалуй, у нее в запасе не так много времени. В таком случае ей нужно поскорее привести себя в порядок, чтобы Эдвард не застал ее врасплох, если он решит вернуться домой до обеда.
В следующие сорок минут Клер успела принять душ, одеться, причесаться и уложить вещи. После того как чемоданы и дамская сумочка были перенесены в гостиную, Клер пошла на кухню, чтобы чего-нибудь поесть. Однако все, что она смогла сделать для поддержания сил, это выпить чашку кофе и проглотить кусочек шоколадки. Никакая другая еда просто не лезла Клер в горло. Да и могло ли быть иначе в том взвинченном состоянии, в котором она находилась?
Нервозность Клер объяснялась тем суровым решением, которое она приняла, пока стояла под прохладным душем. Клер решила уехать… и не просто из Лондона, а вообще из Англии. Она подписала все необходимые документы, и теперь ее ничто здесь не держит. Разумеется, ей придется вернуться в Англию, когда адвокаты Эдварда уладят юридические формальности для того, чтобы она могла считаться полноправной владелицей дедушкиной собственности. Однако это случится еще не скоро, не раньше чем месяца через два-три. За такое долгое время Клер рассчитывала, что полностью освободится от колдовских чар Эдварда, проще говоря, надеялась, что ей удастся его разлюбить.
А что ей еще остается делать, с горечью подумала Клер. Ведь Эдвард не любит меня и, возможно, даже не воспринимает всерьез. Я для него – всего лишь несмышленая, наивная девочка, которую он по каким-то непонятным для меня соображениям захотел иметь в качестве жены.
Впрочем, некоторые соображения Эдварда были вполне понятны Клер. Она досталась ему девственницей, значит, он сможет вылепить из нее такую любовницу, которая будет устраивать его во всех отношениях. Она обладает более слабой волей, стало быть, из нее получится хорошая, послушная жена. У нее строптивый характер – отлично, значит, перед Эдвардом открывается обширное поле деятельности по реализации программы под названием «укрощение строптивой», что, надо полагать, представляется ему весьма заманчивым. К тому же она не просто «девочка с улицы», а внучка человека, которого Эдвард глубоко уважал, и в ее жилах, как и в его, течет голубая кровь. Возможно, эти два обстоятельства и сыграли решающую роль в том, что Эдвард остановил свой выбор на ней. При всей своей кажущейся простоте он все-таки остается снобом, человеком с предрассудками.
