О собственности - страница 22
Но это, может быть, снова вызовет возражение, «что люди, освобожденные от необходимости применять физический труд, погрузятся в беспечность». Подобные возражения основываются на узости взглядов относительно природы человеческого сознания и его способностей. Для приведения интеллекта в действие требуется только побудительная причина. Разве не существует мотивов столь же действенных, как страх голода? Чей ум более деятелен, быстр и неусыпен, ум Ньютона или пахаря? Когда сознание человека преисполнено надежд на интеллектуальное величие и полезность, то разве его может охватить оцепенение?
Вернемся к вопросу о сотрудничестве. Странный ход рассуждения приводит к той мысли, что совершенствование, которое должно привести человеческое общество к изображенному нами будущему, может сопровождаться упадком. Например, будут ли тогда оркестровые концерты? Жалкое состояние техники у большинства музыкантов так очевидно, что даже в настоящее время она служит предметом огорчения и насмешек. Не лучше ли поэтому, чтобы один человек исполнял всю вещь за всех музыкантов вместе? Будут ли тогда театральные представления? Они являются нелепым и порочным видом сотрудничества. Можно сомневаться, чтобы в будущем люди стали выступать с чем бы то ни было только для того, чтобы с важностью повторять чужие слова и мысли. Можно сомневаться, чтобы какой–нибудь музыкант–исполнитель стал, как правило, играть чужие сочинения. Мы косны и признаем преимущество наших предшественников над нами, потому что мы привыкли потворствовать бездеятельности собственных способностей. Формальное повторение чужих мыслей позволяет на время приостановить работу собственного сознания. В некотором смысле такое поведение граничит с недобросовестностью, так как будучи добросовестными, мы должны немедленно высказывать всякую полезную и ценную мысль, которая родится в нашем сознании.
Решившись поделиться всеми этими предположениями и мыслями, мы теперь попытаемся наметить пределы, поставленные личности. У всякого человека, который получает впечатление от какого–либо предмета, лежащего вне его сознания, течение его собственных мыслей насильственно видоизменяется; однако же без таких внешних восприятии мы ничего бы собой не представляли. За некоторыми определенными пределами мы не должны пытаться освобождать себя от подобных воздействий. Всякий, кто читает чужое сочинение, испытывает, как ход его мыслей до известной степени подвергается воздействию автора. Однако это не достаточное основание для возражения против чтения. Всегда бывает так, что один человек накапливает размышления и наблюдения, в которых нуждается кто–нибудь другой; зрелые и обдуманные рассуждения всегда при равных условиях будут более ценны, чем рассуждения импровизированные. Разговор есть тоже один из видов сотрудничества, при котором одна из двух сторон всегда уступает руководство своими мыслями другой; однако при всем этом беседа и обмен мыслей представляют как будто бы один из самых плодотворных источников развития сознания. Здесь перед нами как бы один из видов наказания. Тот, кто самым деликатным образом пытается доводами разума избавить другого от его недостатков, вероятно, причинит страдание, но такое наказание ни в коем случае нельзя устранять.
Другой пункт, относящийся к вопросу о сотрудничестве, представляет совместное жительство. Мы придем в этом случае к правильному решению, прибегнув к очень простому приему. Науки лучше всего развиваются, когда наибольшее число людей занимается ими. Если сто человек добровольно применят всю силу своих способностей для разрешения известного вопроса, то можно скорее рассчитывать на успех, чем в случае, когда только десять человек заняты им. По той же самой причине шанс на успех возрастет в соответствии с тем, насколько процесс умственного труда этих людей будет развиваться самостоятельно, т. е. в соответствии с тем, насколько их выводы будут вытекать из логики вещей, без воздействия как внешнего принуждения, так и личных привязанностей. Всякая личная приверженность, кроме тех случаев, когда она вызывается заслугами, явно неосновательна. Поэтому желательно, чтобы мы любили людей вообще, а не определенного человека, и чтобы цепь наших рассуждений разворачивалась без иных перерывов, кроме потребных для информации или благотворения.
