Капеллан: Как требовалось от терапевта.
Пациентка: Тем временем я проходила еще курс лучевой терапии. Принимала одновременно лекарства, которые назначил психиатр; правда, пришлось прерваться – думали, у меня колит. Радиолог решил, что боли в животе вызваны колитом. Таблетки и отменили. Лучевая терапия хорошо подействовала, но ее закончили рановато. Я бы все-таки продолжила курс, пока симптомы потихоньку не уйдут. К сожалению, они так и не увидели у меня узелки, не смогли их нащупать, проглядели причину болей.
Доктор: Давайте подведем некоторые итоги, чтобы все прояснить. Итак, вы говорите, что вам диагностировали злокачественную лимфогранулему, но у вас было немало и других проблем. Умер отец, семейный бизнес оказался на грани краха, а от вас еще потребовали уступить вашу долю. На работе предложили обязанности, которые вам не нравились.
Пациентка: Да-да, верно.
Доктор: Чесотку, которая является известным симптомом вашего заболевания, даже не рассматривали как проявление лимфогранулемы. Посчитали, что это всего лишь нервное расстройство. Терапевт лечил вас методами психиатрии, а психиатр делал то, что требовалось от терапевта.
Пациентка: Да. Меня все бросили! Перестали даже пытаться помочь.
Доктор: Почему же?
Пациентка: Я не соглашалась с их диагнозами, а они ждали, когда я, наконец, проявлю благоразумие.
Доктор: Понимаю. Как вы восприняли диагноз? Что для вас это значило?
Пациентка: Знаете, когда почувствовала, что заболела, то почитала об этом и сама поставила себе диагноз. Рассказала доктору, а он ответил, что не стоит сразу предполагать худшее. Потом зашел ко мне после операции, сказал, что и как. Сразу подумалось, что больше года не проживу. Я и правда не слишком хорошо себя чувствовала, но вроде как решила забыть о его словах. Подумала: сколько протяну – столько протяну, понимаете? С 1960-го, когда все это началось, нормального самочувствия у меня уже, можно сказать, и не было. Каждый день бывают такие минуты, когда ощущаю себя совсем больной. А теперь все согласились с моим диагнозом, и виду не покажут, что не доверяли. И терапевт там, дома, помалкивает. Снова сходила к тому врачу, что распорядился прекратить мне лучевую терапию и прочее лечение. Он ведь тоже молчал, пока у меня опять не вылезли узелки. Он тогда был в отпуске. Сказала ему, когда приехал. Хотя, думаю, он-то не пытался меня обмануть. Были и еще специалисты… Все говорили этак презрительно, что никакой лимфогранулемы у меня нет, что увеличенные лимфоузлы – скорее всего, результат некоего воспаления. С такой иронией говорили – мол, нам лучше знать. Решили за меня! А тот врач хотя бы не врал. Вроде как все ждал, пока появятся какие-то явные признаки. Здешний доктор мне объяснил, что у того врача за всю практику, может, всего пяток таких пациентов и было, и симптомы у всех хоть чуть, да отличались. В общем, сложно мне все это понять. Но он позванивает сюда, в больницу, советуется с докторами по поводу дозировок и прочего. Лечиться у него постоянно я бы побоялась – сомневаюсь, что он компетентный врач. Хочу сказать, что не попади я сюда – вряд ли прожила бы столько. Нет у него такого оборудования, как в этой больнице, да и в лекарствах он не очень понимает. Ему с каждым пациентом приходится хорошенько подумать, а в больнице уже человек пятьдесят таких лечили, прежде чем за меня взяться.
Доктор: Вы еще молоды, и вдруг такая болезнь. Все может закончиться плохо, причем, очень скоро. Скажите, что вы чувствуете, когда думаете об этом?
Пациентка: Молода? Мне сорок три. Вы считаете, что это еще молодость?
Доктор: Надеюсь, вы считаете, что это молодость! (Смех.)
Капеллан: Это важно для вас или для пациентки?
Доктор: Больше для меня.
Пациентка: Если я когда и задумывалась о том, что вы говорите, то сейчас уже перестала. Знаете, вот была здесь прошлым летом и видела, как умирал от лейкемии мальчик, четырнадцатилетний подросток. Видела, как умирал пятилетний малыш. Тем летом я лежала в одной палате с девушкой. Ей всего девятнадцать, жутко мучилась от боли. Была в отчаянии оттого, что друзья загорают на пляже, а она лежит здесь. Я пережила этих несчастных детей. Не буду говорить, что это достижение. Не хочу умирать, люблю жизнь! Страха у меня нет, но пару раз было, что просто невмоготу, а вокруг никого, никто к тебе не торопится. Вот когда ужас-то берет! Медсестер не беспокою, если сама обхожусь. Наверное, потому они и не понимают, каково мне на самом деле. Они же не заглянут просто спросить о самочувствии. Хочу сказать, что не отказалась бы от массажа спины. Только сестры ведь нечасто заходят, да и тогда делают лишь то, что положено делать для тяжелобольных. Какой уж там массаж! Сама меняю пододеяльники, сама регулирую кровать. Все сама, пусть медленно, пусть через боль. Думаю, мне это полезно. Именно поэтому они… то есть, мне кажется, что они на самом деле… одним словом, часами думаю о том, что вдруг кровотечение, или удар хватит. Кто первым это обнаружит? Боюсь, что уборщица, а не медсестра! Они же бывают у меня только утром да вечером, дают таблетку. Две таблетки в день. Иногда еще прошу обезболивающее.
