— Ты до сих пор путаешься в воспоминаниях? — а вот это плохо.
— Не пугайся, не до такой степени, чтобы перепутать тебя с неведомой жутью. Ну… если не учитывать того, что ты сама — та ещё неведомая жуть.
Я фыркнула и слегка стукнула его хвостом пониже спины.
— Предупреди, когда начнёшь уставать, — сказала только. — Я более-менее восстановилась, могу заменить.
Он чуть поморщился и ничего не ответил.
— Я серьёзно! Не хотелось бы умереть из-за твоей самоуверенности, знаешь ли.
— Вы уже в смертельной опасности из-за моей самоуверенности, — сказал он неожиданно резко, почти зло, и тряхнул головой. — Разумеется, я попрошу тебя меня заменить, если дела станут совсем плохи. Но только в крайнем случае: хватит с тебя пробежек по зеркальному лабиринту.
— Это — моя работа, — отрезала я.
— Так мы коллеги? Потому Императрица прислала тебя?
Я честно призадумалась над вопросом.
— Можно сказать и так, — выдала в итоге. — Мы немного конкуренты, но по большему счёту…
— Значит, кошмар, в котором ты сгораешь в огне — просто очередное наваждение?
И что тут сказать?
— Да.
Он облегчённо выдохнул и умолк. Я тоже молчала, прижимая к себе Алеа.
Правда в том, что я сама не знала, зачем солгала. Правда была бы правильней, с какой стороны ни глянь, но… возможно, мне просто не хотелось видеть его реакцию. Или воскрешать воспоминания. Или рушить нечто незримое, что витало тут между нами.
Помнится, в одной старинной книге я однажды встречала перечень вещей, которые колдуну стоит знать о мечтах.
Первое: мечты опасны. Они удачно притворяются безвредными, но горе вам, если вы позволите им властвовать над разумом! Они коварны. Они — яд, отравляющий реальность лживым сожалением о недостижимом.
Второе: мечта — это вовсе не то же самое, что цель и воображение. Цель — это путевой светлячок на жизненном пути, определяющий наш путь; воображение — дверь в мир творчества; мечта — лишь дым, скрывающий пустоту.
Третье: чем откормленнее мечта, тем оглушительнее грохот, с которым она обрушится, и острее осколки, по которым придётся ступать после. В особенно тяжёлых случаях выбраться из-под обломков у мечтателя не получается вовсе — слишком уж они тяжелы.
Четвёртое, самое важное и страшное: мечты… сбываются. В этом ирония мироздания, его урок и насмешка. Мечты сбываются, но вовсе не так, как мы себе это воображаем. И мечтателю придётся, рано или поздно, столкнуться лицом к лицу со своей мечтой — а с этим не каждый может справиться.
— Мамочка, папочка… вы уже уходите? — протянула издевательски бесформенная тварь, преградившая нам путь. — Почему же так быстро?
Саннар поморщился. Его щиты прогнулись, едва ли не вминаясь вовнутрь.
— Извини, милая, — ощерилась я. — Как-нибудь в другой раз!
— Ты плохая мама, — от такого детского голоска у обычного незащищённого человека лопнули бы барабанные перепонки. — Тебя нужно наказать!
Давление усилилось. Саннар застонал и упал на одно колено. По сути, неудивительно: именно этому существу, застывшему теперь напротив нас, он всё это время отдавал все свои силы и чаянья. Колдун явно не был намерен сдаваться, выплетая руками какие-то узоры, но надолго ли его хватит? Не очень хотелось бы проверять.
— Держись за папин балахон, — попросила я Алеа, ссаживая её на землю и вычерчивая несколько знаков над ней. — Что бы ни было, не отпускай!
Она быстро закивала, а я повернулась и оценивающе посмотрела на тварь. На меня её сила влияла чуть меньше, но оно и понятно: во-первых, демоническая кровь давала о себе знать, во-вторых, от меня наваждение успело получить куда меньше сил.
— Я тут подумала, — сказала я чуть насмешливо, делая шаг к ней. — Я поиграю с тобой!
— Адри, стой! — рявкнул Санннар, но я уже побежала вперёд, нашёптывая сочетания древних слов и искренне надеясь, что верный клинок, выточенный некогда по ту сторону зеркала, не подведёт и откликнется на призыв. Кого живого я бы легко могла ранить и когтями (тому же Саннару когда-то сердце выдрала, между прочим). С наваждениями, однако, в разы сложнее, и причинить им вред чем-то материальным практически невозможно. Тут нужен особый подход, зачастую включающий в себя либо божественную, либо демоническую, либо ментальную магию. Ещё, как ни парадоксально это прозвучит, можно воспользоваться для подобных целей другим наваждением (тем же легендарным призрачным пламенем, например, которое с одинаковой лёгкостью сжигает всё, вне зависимости от степени реальности объекта). Также сгодится нечто, застывшее на границе между реальным и нереальным — как мой любимый кинжал, чья практически неощутимая тяжесть уже легла мне в ладонь.
