О природе - страница 49
125
Болтанка (кикеон) – нечто вроде нашей тюри, простецкой и сытной пищи, смесь ячменной муки с медом и водой. Именно кикеон выпил, призывая к скромной жизни, Гераклит в народном собрании, согласно биографическому преданию. Смысл этих слов лучше всего пояснил Джеймс Бонд в романе Яна Флеминга «Казино “Рояль”» (1953): Shaken, not stirred – коктейль с мартини должен быть взболтан (т. е. непрозрачен, чтобы все частицы плавали), но не перемешан (когда при перемешивании коктейльной ложкой он вновь становится прозрачным). Гераклит требовал так же встряхивать общественную жизнь, чтобы все не просто скромно жили и питались болтанкой, но были всегда бодры и готовы оборонять город, закон и страну. Как Джеймс Бонд пил мутный коктейль, чтобы ощутить его истинный вкус, а не вкус ингредиентов, так же и Гераклит призывал граждан ощутить вкус «общего», общей политики и общей ответственности, а не своих частных интересов. Лебедев (Л 392) видит здесь образ отношения души и тела: без движения души тело распадется на составляющие.
125а
Продолжение мысли предшествующего фрагмента: моральное разложение сограждан, которое невозможно уже скрывать и которое будет вечным позором перед будущим федеративным государством. Роль публичного обличения хорошо показана в трактате Плутарха «Хорошо ли сказано: “Живи незаметно?”»:
Но разве само по себе изречение не худо? «Живи незаметно» – такой совет подходит гробокраду. Или, может быть, жить позорно? Почему это о нас никто и знать не должен? А вот я посоветовал бы: «Даже если ты живешь скверно – не силься жить незаметно; лучше образумься, раскайся, исправься. Если в тебе есть что-нибудь хорошее, не будь бесполезным, если дурное – не избегай воспитания».
Но лучше разграничить и обособить, кому, собственно, ты даешь такое наставление. Положим, что человеку невежественному, порочному, вздорному, – так ведь это все равно что сказать: «Скрывай свою лихорадку, скрывай свое помешательство, а то врач узнает! Ступай, забейся в уголок потемнее, чтобы остаться со своими недугами незамеченным!» Вот твои слова: «Ты болен неотвязной и гибельной болезнью – своей порочностью; так ступай и спрячь эту зависть, эти приступы суеверия, но страшись отдать себя в руки тех, кто способен вразумлять и врачевать!»
А вот в глубокой древности и больных пользовали всенародно: каждый, если сам раньше перенес ту же хворь или ходил за больным и по опыту мог сообщить что-нибудь полезное, давал нуждающемуся совет: так-то, если верить рассказам, из накапливаемого опыта родилось великое искусство врачевания. Наподобие этого следовало бы и нездоровые нравы и душевные язвы обнажать перед глазами всех, чтобы каждый мог рассмотреть положение дела и сказать: «Ты гневлив? Остерегайся того-то. Ты завистлив? Предприми то-то. Ты влюблен? Когда-то и я был влюблен, но образумился». Но вместо этого люди отрицают, скрывают, прячут свои пороки и тем самым загоняют их вглубь.[29]
126
Пример единства противоположностей и постоянного диалектического развития мироздания. Здесь замечательно, что в первой части употребляются одни и те же корни, холодное и горячее, тогда как во второй части речь уже разнообразится синонимами: «сухое» и «черствое», «влажное» и «мокрое». Таким образом, вероятно, Гераклит показывал, что закон единства противоположностей действует независимо от имен: хотя имена и выражают сущность явлений, их порядок не влечет за собой сам порядок явлений. В этом смысле сущность получает автономию явлений в отличие от магического отношения к имени, когда повторение одного и того же имени или, напротив, нанизывание синонимов должно было непосредственно овладеть предметом, надежно выкликать его. Для Гераклита эти техники выкликания – только необязательные эпизоды в реальной диалектике вещей.
