О людях, котах и маленьких собаках - страница 51

А он сидит себе беззаботно, маленький прохвост. Смеется, когда пудель облизывает ему подбородок.

– Как, – спрашиваю, – зовут тебя, упыреныш?

– Вова. А его?

Разумеется. Кто бы хоть раз меня спросил, как мое имя, сколько мне лет и нравится ли мне, когда меня чешут под подбородком.

– Патрик, – отвечаю.

– Хороший Патрик!

– Хороший, – говорю, – когда не заикается и с полным комплектом кишок.

– А?

– Ничего, – говорю. – Петардами больше не бросайся.

– Я больше не буду! У меня только фейерверки остались.

– Фейерверки? – спрашиваю с хорошо выверенной порцией здорового недоверия в голосе.

Конечно, он купился. Конечно, никакие это оказались не фейерверки, а обычные бенгальские свечи. И, само собой разумеется, через две минуты мы втыкали их в приземистые сугробы, поджигали и смотрели, как стреляет и рассыпается пышными искрами волшебная серебристая палочка, а потом еще подрагивает запоздалым огоньком, словно сомневаясь, затухать или нет.

Какая-то старуха в тулупе, проходя мимо, с ненавистью выкрикнула:

– Хулиганите! Развелось уродов!

И, стукнув клюкой об лед, щедро рассыпала по чистой до скрипа вечерней тишине несколько довольно грязных идиоматических выражений.

– Можно я в нее петардой кину? – спрашивает мальчик Вова.

Всего каких-то пять минут совместного созерцания свечей, и я уже авторитет в таких серьезных вопросах. Лестно, черт возьми!

– Нет, – говорю, – нельзя.

– Почему?

Я задумалась. Действительно, почему нельзя в злую старуху петардой?

Так и не подобрав веских возражений, говорю:

– А вдруг у нее тоже собака есть.

– Ну и ладно, – тут же смирился мальчик Вова.

А я внезапно осознала, что, пожалуй, это один из базовых принципов недеяния зла ближнему своему, даже если он с клюкой и в тулупе. Потому что где-то рядом с ним может бегать невидимая в темноте собака: маленький кудлатый пудель с развесистыми ушами или подпалая овчарка с умным лицом, которые точно ни в чем не виноваты. А достанется им.

Потом мы возвращались домой, мальчик Вова болтал ерунду, я не уступала. Когда добрались до моего подъезда, из-за угла вдруг порывистыми шагами вышел седой ветер с метлой, в два взмаха расчистил небо над нами и исчез, словно и не было.

Ночь осторожно, недоверчиво выложила сначала одну искорку. Потом вторую. Затем поверила, что можно! что больше никто не придет и не заляпает пятнами грязных мокрых туч ее отглаженные к празднику небеса! – и расточительно сыпанула сразу горсть свежих, только с мороза, отборных, крупных, как яблоки, звезд.

– Кто-то там наверху тоже зажигает бенгальские огни, – говорю лирически.

Мальчик Вова посмотрел на меня с сомнением. В глазах его читалось:

«Лишь бы петардой не долбанул».

– Пошел я, – говорит. – Вон там живу, на восьмом.

Сунул руки в карманы и зашагал по направлению к соседнему тополю, где на шестом гнездятся вороны, на втором прочно застрял старенький воздушный змей, а на самую верхушку по вторникам и четвергам залетает серо-голубое облако, курит там украдкой, пока мама не видит, возвращается к своим, и после него еще некоторое время висит едва заметный сероватый дымок.

Потом рассеивается, конечно.

Видела на прогулке: девочка-веточка на каблучках (шесть утра!), в черных брючках со стрелками, с гладкими, на пробор расчесанными волосами: чистенькая, ладненькая, как деталька от «Лего». И при ней шоколадный кокер-спаниель в колтунах размером с самого спаниеля. Грязный, всклокоченный, лохматый как медведь.

А у подъезда – мужик в трениках. Сандалии на босу ногу и из них пальцы топорщатся. Рожа небритая, похмельная, майка-алкоголичка пузырем на животе надувается (шесть утра, четырнадцать градусов!) – больше ничего на нем нету, кроме сигареты в зубах.

Возле сандалий евойных сидит собака мальтезе. При взгляде на которую хочется извиниться, что небрежно расчесалась с утра. Белоснежная и отмытая десятью шампунями и восемью кондиционерами.

Если тебе дарят такие рифмы с утра пораньше, к ним обычно прилагается бонус. Мы с Патриком задержались, и бонус не замедлил себя ждать.

– Чуня, не приставай к собаке, – хмуро сказал мужик.

Семь утра. Двор занесен снежными барханами, гладкими и свежими, как морские волны. Из живых людей только мы с малюткой пуделем.