Эти люди со спокойной уверенностью убеждали нас, что по уму в достоинствам души Ленин стоит на голову выше любого большевика, любого другого человека в России, Европе и вообще во всем мире.
Для нас, ежедневно читавших в газетах, что Ленин — германский агент, и постоянно слышавших, как буржуазия объявляла его предателем и каким-то безумцем, было очень странно и непривычно слышать такие слова. Они представлялись нам фантазией фанатиков. Но эти люди не были ни глупцами, ни сентименталистами. Странствия по свету научили их многому. Не были они и поклонниками культа личности. Нарастающее большевистское движение было страстным, но в то же время научным, реалистическим и несовместимым с культом личности. И все же эта пятерка большевиков в один голос утверждала, что есть поистине великий по своим душевным качествам и уму русский человек по имени Ленин, в то время вынужденный скрываться от преследований Временного правительства.
Чем ближе мы знакомились с этими молодыми энтузиастами, тем больше загорались желанием увидеть человека, которого они называли своим учителем. Не могут ли они отвести нас в его убежище?
— Обождите немного, — отвечали они, смеясь, — сами его увидите.
В нетерпении ждали мы все лето и начало осени 1917 года, наблюдая, как постепенно чахло правительство Керенского. 7 ноября большевики объявили о том, что этого правительства больше не существует, и одновременно провозгласили республику Советов с Лениным во главе правительства.
ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ О ЛЕНИНЕ
В то время как ликующие толпы солдат и рабочих, упоенных победой пролетарской революции, наполняли огромный зал в Смольном, а пушки «Авроры» возвещали о гибели старого строя и рождении нового, Ленин спокойно поднимался на трибуну. Председатель объявил:
— Слово предоставляется товарищу Ленину.
Мы напрягли все наше внимание. Сейчас перед нашим взором предстанет человек, которого мы так давно жаждали видеть и слышать. Но с наших мест, отведенных для корреспондентов, вначале его не было видно.
Под громкие приветствия, выкрики, топот ног и аплодисменты он прошел через сцену и поднялся на трибуну, всего метрах в десяти от нас. Шум, крики и приветствия достигли кульминационного пункта.
Теперь мы видели его очень хорошо, и наши сердца упали. Внешность его оказалась почти противоположной той, какую создало наше воображение. Мы ожидали увидеть человека огромного роста, производящего впечатление одной своей внешностью. На самом же деле перед нами стоял человек небольшого роста, коренастый, с лысиной и взъерошенной бородкой.
Выждав пока стихнут ураганные аплодисменты, он проговорил:
— Товарищи! В России мы сейчас должны заняться постройкой пролетарского социалистического государства. — И стал без пафоса, по-деловому излагать существо вопроса. Ленин говорил без всякого стремления блеснуть красноречием, скорее, резковато и сухо. Засунув большие пальцы в вырезы жилета, он покачивался взад и вперед. В течение часа вслушивались мы в его речь, стремясь уловить в ней ту скрытую притягательную силу, которая объяснила бы нам его огромное влияние на этих свободных, молодых и сильных людей. Но тщетно.
Мы были разочарованы.
Дерзание и безудержный порыв большевиков зажгли наше воображение, того же мы ждали и от их вождя. Нам представлялось, что в лице лидера их партии мы увидим воплощение всех тех качеств, которые свойственны этой партии, что в нем заключена вся ее сила и мощь, что он, если хотите, сверхбольшевик. Но перед нами стоял усталый, ничем, казалось, особенно не выделяющийся человек, говорящий спокойно и просто, но с глубокой убежденностью и силой.
— Если его одеть немного получше, то можно было бы по внешности принять за среднего мэра или банкира из какого-нибудь небольшого французского городка, — прошептал Джулиус Вест, английский корреспондент.
— Да, совсем небольшой человек для такого большого дела, — проговорил его компаньон.
Мы представляли себе всю трудность задачи, решение которой взяли на себя большевики. Справятся ли они с ней? Их вождь поначалу не произвел на нас впечатления сильного человека.
