Впоследствии, когда он оказался в Центральной Америке, эти знания ему, конечно, очень пригодились. Более того, вполне естественно предположить, что эта самая искушенность в испанском языке могла даже предопределить вектор его бегства и направить его именно в Латинскую Америку.
Изучение языка, новые встречи и новые знакомые, свежие впечатления не могли, конечно, полностью преобразить внутренний мир молодого человека, вытеснить интересы и занятия, характерные для «прежнего» Портера. Например, никуда не делась его страсть к рисованию карикатур. Так же, как и в Гринсборо, он продолжал набрасывать на клочках бумаги забавные бытовые сценки и колоритные персонажи. Всё это осталось с ним. Разве что изменились герои и окружавшая жизнь, ее облик и содержание. Как и прежде, он легко расставался с рисунками — дарил их случайным знакомым, забывал между страниц очередной книги или просто выбрасывал. Как и прежде, его довольно быстро «настигла» известность. Конечно, она не была громкой — так ведь и талант-то был невелик! Но поражал простодушное воображение тех, среди кого Портер оказывался.
Рисование принесло ему и первое общение с писателем, и первый — можно сказать, литературный — заработок. Дж. Лэнгфорд, комментируя в своей книге этот эпизод, писал: «Его известность в качестве художника так широко распространилась по Техасу, что он был избран проиллюстрировать ныне знаменитую, но, увы, несуществующую книгу Джо Диксона, озаглавленную Carbonate Days»[63]. Если отбросить иронию, звучащую в словах биографа, то суть события сводится к следующему: упомянутый Джо Диксон, бывший золотоискатель из Колорадо, имел богатую биографию и весьма живописно рассказывал о своих похождениях. Среди его слушателей оказался некий Джон Мэддокс, бизнесмен из техасского Остина. Он предложил Диксону написать книгу о своих приключениях и взялся профинансировать ее издание, а Портера предложил в качестве иллюстратора. О даровании молодого человека Мэддокс был наслышан от своих партнеров по бизнесу — Ли Холла и Дика Холла. Книгу Диксон написал и с рукописью явился на ранчо Холлов. Три недели, почти ежедневно, они сообща трудились: Диксон читал и комментировал, характеризуя персонажей и ситуации, а Портер рисовал[64]. Всего он изготовил 40 юмористических рисунков. Диксон отбыл обратно в Остин и результат предъявил Мэддоксу. Тому он понравился. Но вот дальше произошло нечто необъяснимое: Диксон, в приступе некого «озарения» (скорее всего, под воздействием паров алкоголя, до которого, говорят, был великий охотник), решил вдруг, что книга его никуда не годится, и зашвырнул готовую и проиллюстрированную уже рукопись в реку Колорадо (Остин стоит на ее берегах). Затем одумался и бросился собирать намокшие, разрозненные листки. Но было уже поздно — книга погибла.
Так Диксон не стал писателем, а мы потеряли возможность судить о первом опыте Портера — книжного иллюстратора. Но интересно: несмотря на то что затея с книгой провалилась, через год, в 1884-м, когда будущий писатель перебрался на жительство в Остин, Мэддокс заплатил ему за рисунки[65].
Упомянутая история с иллюстрациями была одним из немногих ярких эпизодов неличного характера в этот начальный период жизни будущего писателя в Техасе. Существование он вел рутинное, небогатое внешними событиями, наиболее значимые из которых мы отметили. Малособытийность происходящего фиксируют и письма Портера, которые он в изрядном количестве писал (эпистолярную активность также, кстати, можно считать косвенным свидетельством рутинности существования) и отсылал своим корреспондентам в Гринсборо. Писем этих сохранилось довольно много, и их с удовольствием цитируют биографы О. Генри. Постараемся обойтись без цитат, но обратим внимание на несколько важных моментов.
Первый. Основными корреспондентами Портера были миссис Холл, жена доктора Холла, и доктор Белл, молодой помощник ее супруга (с этим доктором юноша познакомился в последний год своей жизни в Гринсборо). Письма этим людям составляли львиную долю эпистолярных усилий молодого человека. Никто из исследователей жизни и творчества писателя не упоминает о письмах родственникам. Скорее всего, они не сохранились, и, вероятно, их было совсем немного, и были они куда лаконичнее многостраничных посланий упомянутым адресатам. Портер не переписывался с отцом и не писал бабушке. Он мог писать (и скорее всего писал) только тете Лине.
