Поскольку Марс много легче Земли (его диаметр почти вдвое меньше земного), сильно отличаются от землян и обитатели "красной" планеты. "Высокого роста, тощие, худые, с огромными ушами и совершенно плешивыми головами, обитатели Марса казались какими-то карикатурными уродами. Но что было у них всего замечательнее, так это широкие кожистые крылья, походившие на крылья летучей мыши; эти крылья служили своим обладателям вместе с тем и одеждою, в которую они драпировались с большим достоинством. У некоторых, по-видимому начальствующих лиц, перепонка крыльев была весьма искусно раскрашена в разные цвета и местами покрыта металлическими украшениями".
Таковы у Ле Фора и Графиньи инопланетяне. При кажущейся оригинальности внешнего облика все они слишком похожи на землян, представляют собою ухудшенные или улучшенные, но всего только слепки с обитателей Земли, выглядят так, как выглядели бы проэволюционировавшие в их условиях земляне. А ведь самим авторам принадлежит мысль о том, что "все зависит от тех условий, в которых живет известное существо"! Почему же эта вполне здравая мысль так неожиданно узко - по сути, лишь применительно к земным существам - преломилась в романе?
И совсем уже земными оказываются в книгах Ле Фора и Графиньи инопланетные пейзажи.
В самом деле, попробуйте догадаться, где еще, кроме родной нашей планеты, в каком уголке Солнечной системы могли бы встретиться земным космонавтам такие вот, бесспорно прелестные, картинки?
"За каналом следовал громадный лес, покрывавший берег Центрального океана. Широкая река разрезывала его зеленую площадь на две части... Путешественники увидели значительный город, стоявший посреди болот, на берегу реки.
- Как это похоже на наш Пинск! - проговорил старый ученый..."
Это, дорогой читатель, - Луна...
"Оглядевшись кругом, они заметили, что находятся у подножия высокой горы, на опушке густого леса, с той стороны, откуда слышалось журчание, сверкала серебристая лента ручья".
А теперь мы, как ни удивительно, на... Меркурии!
"Они находились на берегу моря: вблизи раздавался гул прибоя; ветер доносил до них брызги соленой влаги; под ногами хрустел прибрежный песок, смешанный с мелкими камешками... Словом, окружающая обстановка во всем напоминала им родную планету". Однако же местный пейзаж "резко отличался от пейзажа Земли". Чем же? Да тем, что "вместо зеленого цвета здесь все деревья, кустарники, травы были окрашены в красный цвет различных оттенков, начиная с оранжевого и кончая алым...".
Только вот этот традиционный красный оттенок и подсказывает нам, что перед нами, ясное дело, Марс!..
Но отчего же это так? Отчего, при всем подчас отличии от земного, все неземное, все, буквально все инопланетное сводится-таки у наших авторов к сугубо земному?
Это, конечно, не случайно.
Открой мы сейчас вместо рассматриваемых романов любое из многочисленных сочинений Камилла Фламмариона3 (который к концу прошлого века популярностью своих книг едва ли не затмевал даже Жюль Верна!), мы и там обнаружим в иных мирах чем-то отличные от земных и тем не менее изначально земные условия.
Все дело в том, что конкретный земной опыт, метафизический способ мышления довлел в прошлом веке над самыми отчаянными фантазерами. Земные мерки и критерии переносились и в космос; разрешая некоторые мелкие отклонения от "нормы", они казались в целом единственно возможными, непогрешимыми, абсолютными. Нужны были серьезнейшие сдвиги в характере самой науки, чтобы вслед за уже достигнутыми результатами (которых в романах тех же Ле Фора и Графиньи отражено великое множество) пришло диалектическое осмысление их, в том числе и осмысление такого - самоочевидного для нас - факта, как проистекающее из разнообразия строения и свойств материи разнообразие ее форм. Лишь в результате этой, говоря ленинскими словами, "новейшей революции в естествознании" конкретный земной опыт был взорван, потерял оттенок обязанности, абсолютности при сопоставлении его с бесконечностями Вселенной.
Едва ли не символической предстает в этом плане такая деталь в "Необыкновенных приключениях русского ученого".
