ТИБИДАБО
Тибидабо - холм над Барселоной; наверху собор, кафе, качели и главное - вид на море, на землю и на город, причем это море светится мглистыми испарениями, земля вся в розовом и зеленом сиянье, а город удивительно нежно искрится белыми домиками.
Или еще с террасы Фонт дель Льео... до чего же красив оттуда сверкающий город между теплыми волнами холмов и моря - панорама, бодрящая, как легкое вино.
Или вечером на склоне Монхич, на выставке, когда все фонтаны, каскады, каналы, фасады и башенки так засияют переливами огней, что уж не описать это никакими словами, и только смотришь, пока, наконец, все не поплывет перед глазами.
И уже на втором месте после этих сказочных вещей- Барселона сама: город богатый, не старый, немного бахвалящийся своими деньгами, своей промышленностью, новыми улицами, торговыми домами и виллами; все это на бесконечные километры расходится вправо и влево, и лишь в самом центре, словно на дне кармана, около горстки таких стародавних и достославных вещей, как кафедральный собор, ратуша и Diputacion[Diputacion - здание, в котором, начиная с XIV века, заседал парламент.], теснится старый город, узенькие кишащие улички, прорубленные славными рамблами, где барселонский люд толчется под платанами, чтоб покупать цветы, оглядывать девушек и делать революцию. В целом город бойкий, красивый, хвастливо побрякивающий преуспеванием и атакующий окрестные холмы, город парадный и фанфаронящий, где этот фантастический зодчий Гауди[Гауди и Корнет Антонио (1852-1926)-испанский архитектор-модернист, строитель храма Святого Семейства, о котором упоминает Чапек; храм не был завершен.] с таким неистовством замахнулся в небо недостроенным куполом и шишкообразными башнями огромного храмового торса Sagrada Familia.
И порт, грязный и шумный, как все порты мира, окруженный поясом баров, зал для танцулек, кафешантанов, с вечера, как жеребец, учуявший течку, ржущий всеми своими оркестрионами, подмигивающий цветными огоньками, вульгарный, с железной силищей, с этим своим удивительным населением из грузчиков, матросни, поденщиков, пухлых девок, буянов и портовых крыс бордель, пожалуй, побольше Марселя, гнездо, сомнительнее, чем Лайм-Хаус, сливная яма, в которую земля и море скидывают свою накипь.
И рабочие предместья, где сжатые кулаки в карманах и глаза, в которых фанатическая непреклонность и вызов; это уж вам не беззаботный люд Трианы; принюхайтесь - тут пахнет паленым. Настал вечер, и к центру города потянулись какие-то тени; на ногах эспадрильи, бедра обмотаны красным поясом, в углу рта сигаретка, кепка надвинута на глаза. Это лишь тени, но оглянитесь - их уже горсточка. Горсточка пристальных упрямых глаз.
И здесь, внутри города, - люди, которые не хотят быть испанцами; и кругом, вон в тех горах, крестьяне, которые не испанцы. С высот Тибидабо это такой искрящийся и благодатный город; но чем ближе подходишь к нему, тем ясней различаешь, как словно тяжелое и учащенное дыханье вырывается сквозь стиснутые зубы.
А Барселона тем временем брызжет огнями и веселится почти лихорадочно; чуть ли не с полуночи начинают в театрах, к двум часам ночи заполняются бары и дансинги; тихие хмурые группки стоят, не двигаясь, на paseos и ramblas и быстро, неслышно расходятся, как только из-за угла вынырнет такая же тихая хмурая кавалькада жандармов, держащих в седле наготове винтовки.
САРДАНА
А ну, каталонцы, послушаем вашу сардану, музыку резкую и обстоятельную, с козлиным блеяньем и посвистом пастушеской свирели, настоящую музыку Средиземноморья. Это уж не тягучий вопль мавров, не темная страсть гитар, а что-то сельское, грубое и веселое, как весь каталонский край,
А край этот уже напоминает Прованс; например, скалы здесь не такие, как в остальной Испании, а такие, как в холмистом Провансе; пальмы здесь не растут так, как в Мурсии, а растут так, как на Ривьере.
Различие, сами видите, очень тонкое, и не так-то легко, его объяснить; оно в самом воздухе, которым вы дышите, в людях, в их домиках с зелеными ставнями - словом, главное, что оно просто есть.
