Однако тут Лео Лесслер допустил серьезный просчет. Он не подумал об ароматической соли. Не подумал или не сообразил, что жидкость в легких мертвеца содержит тиосульфат натрия и пахнет одеколоном. Не измени ему смекалка, он наверняка оставил бы труп в ванне.
Но смекалка его подвела. Одним словом, он вынул тело брата из воды, одел, выпустил из ванны воду и уничтожил все следы «купания». Однако прежде чем уйти из квартиры с мертвым братом и окровавленным полотенцем, засунутым в коробку с ароматической солью, он успел совершить еще три менее серьезных оплошности. Во-первых, для храбрости выпил коньяку, но забыл помыть стакан и убрать его в шкаф. Во-вторых, забыл спрятать бритву в туалетный шкафчик. Она упала на пол, да так там и осталась. В-третьих, он взял с собой трубочку из-под мединала и положил ее в машине на переднее сиденье. Как я уже упоминал, Лео Лесслер хотел уверить полицию, будто брат принял таблетки в машине. Он, по всей вероятности, знал, что снотворное действует быстро, и опасался, как бы полиция не заподозрила подвоха в том, что Свен Лесслер якобы принял мединал дома, а потом умудрился проехать через пол-Стокгольма до Блокхусудден. Похоже, ему даже в голову не пришло, что Свен Лесслер растворил таблетки в коньяке и что судебный химик сможет проанализировать осадок в стакане. Ну а что он не заметил на полу ватный тампончик, так это вполне простительно.
Веспер Юнсон замолчал, глубоко вздохнул. Теперь он был совершенно спокоен, и ничто в его лице не говорило о том, что он торжествует или хотя бы чувствует удовлетворение. Я попытался собраться с мыслями — еще бы, столько сенсаций сразу!
— Выходит,— сказал я,— судебный медик был в корне неправ.
— Я бы не стал утверждать столь категорично,— сдержанно отозвался Веспер Юнсон.— Если мне не изменяет память, он сказал только, что смерть вызвана внутренним кровотечением и что грудная клетка Гильберта Лесслера быстро наполнилась кровью. То есть смерть, по всей вероятности, наступила в течение очень короткого времени, но точно установить это время невозможно. Сегодня утром я заходил к медику потолковать, да я уже упоминал об этом. По его мнению, в известных обстоятельствах вполне реально, что Гильберт Лесслер был жив еще примерно полчаса после выстрела. Пожалуй, он прожил бы и дольше, если бы не шевелился. Неподвижность и сама поза замедляли внутреннее кровотечение. Но когда он очнулся и пополз к выключателю, внутренние раны немедля начали кровоточить — я имею в виду перебитые сосуды. А когда он вдобавок встал и зажег свет, кровь хлынула потоком и быстро унесла с собой жизнь.
Я задумался над его словами. И тут мне кое-что пришло в голову.
— Но разве не удивительно, что Лео Лесслер, человек явно безвольный и нерешительный, вдруг проявил инициативу, без которой столь дерзкое предприятие вообще немыслимо?
Веспер Юнсон как-то странно посмотрел на меня.
— Вы совершенно правы,— спокойно сказал он.— Я очень сомневаюсь, чтобы Лео Лесслер сам додумался, какие последствия возымеет то, что брат умер раньше племянника. Под вопросом и другое: ему ли принадлежала идея увезти тело.
Я ошеломленно воззрился на него. А он продолжал:
— Реконструкция не вполне корректна. У меня нет доказательств, но я почти на сто процентов уверен, что одновременно или же сразу после Лео Лесслера в квартиру через крышу явилось еще одно лицо. И был это человек хитрый, сообразительный, волевой.
— Убийца! — воскликнул я.
Он кивнул.
— Убийца Лео Лесслера. И несомненно, тот самый человек, который оценил все последствия, разработал план и задействовал Лео Лесслера.
Мысли шевелились медленно, с натугой. Только я хотел кое о чем спросить, как снизу глухо донесся звонок. Веспер Юнсон вскочил, вопросительно глянул на меня и через верхний холл кинулся вниз, в столовую.
Звонили у входа. Горничная уже открыла, и в комнату просеменила Клара Денер, прямая, с высокомерной миной. Следом шли Мэри Лесслер и ее муж.
— Извините за опоздание,— сказал Нильс Лесслер, пригладив рукой редкие волосы.— Машина забарахлила, пришлось заехать в мастерскую.
Начальник уголовной полиции, нахмурясь, по очереди оглядел каждого.
