Уже с самого начала нашего спуска водитель наш чуть было не задушил одну подводу, и у меня возникли солидные опасения за благополучный исход нашего путешествия. Так и получилось. В одном месте водитель хотел переключитьс третьей скорости на вторую, но у него это не сразу вышло. Машина стала набирать скорость. Водитель, видя такое дело, очевидно, слишком резко нажал на тормоза. Тормозные тяги лопнули, ну, и пошла наша полуторка, как ей хотелось, скорость все больше и больше, и вот уже скоро крутой поворот, — там мы полетим в пропасть. Все это проносится в моей голове молниеносно, да и события развиваются во время, измеряемое секундами. Момент, чтобы спрыгнуть, уже упущен. Теперь я хочу хотя бы избежать ударов металлических частей, которые накроют нас при переворачивании машины. Для этого я выбираю ноги на борт и готовлюсь спрыгнуть как можно дальше, чтобы гробиться отдельно от машины. Но дело обернулось иначе. Не знаю, нарочно или нечаянно, но водитель резко дал руль налево. Машина ударилась в каменную стенку, образованную при вырубании дороги. Она перевернулась, но не совсем, то есть не вверх колесами, а встала на бок. Все, кто был в кузове, вылетели, как пробки, а за ними полетели все запчасти из кузова, угрожая нам увечьем. Однако в откос никто из нас не полетел, а все ударились о каменную дорогу. Я, помню, изо всех сил оттолкнулся ногами от кузова, чтобы не быть придавленным перевернувшейся машиной и ее содержимым. Упал я на дорогу на локти и на коленки, саданулся крепко, но все же, хоть по-собачьи, но сделал два прыжка подальше от машины. Однако на четвереньках мне пришлось оставаться недолго, ибо на меня с разлету уселся один из моих мастеров, но в следующее мгновение он был сбит с меня вылетевшей из кузова тяжелой металлической деталью. За другими участниками нашего полета я не имел возможности и времени наблюдать, но в конечном результате на всех была кровь из разных источников, все хромали и охали. Некоторых помяло здорово, но никого не убило, — и то ладно.
Однако полеты полетами, а дело делом. Собрались мы, кто еще имел силы, поставили свою машину на колеса. Кое-как произвели необходимый ремонт, нагрузили разбросанные детали, сели сами, но не все: некоторые побоялись садиться, чтобы не испытать еще раз вышеописанного. Ехали вниз уже черепашьим шагом, не выключая 2-й скорости, и спустились к морю благополучно.
Интересно получилось с моей гитарой и мандолиной, которые лежали у нас в кузове вместе с металлическими частями. Они были в чехлах, и, поднимая их с дороги, чтобы вновь бросить в машину, я был уверен, что это уж одни щепки. Однако оказалось, что они не получили ни малейших повреждений.
Новороссийск
С перевала мы спустились к морю в маленькое красивое местечко Кабардинка. Из Кабардинки видны "Малая земля" и Новороссийск, вернее, часть его. В Новороссийске день и ночь грохот боя. Наши на окраине — у цементных заводов. Враг в городе. Наша артиллерия и авиация наносят беспрерывные удары по вражеским расположениям. Ночью несколько пожаров одновременно озаряют город. Смотреть ночью на горящий Новороссийск было хоть и печально, конечно, но чертовски красиво. Зарево отражалось в море. Новороссийск взяли одновременным штурмом с суши, с моря и с воздуха.
Наши самоходки принимали активное участие в уличных боях. Они в упор били из пушек по домам, занятым немцами, и уничтожали препятствия, мешавшие нашей пехоте. Жертвы у нас были не очень значительные. Подбили у нас немцы три машины, убили нескольких товарищей, несколько человек ранило.
К утру следующего за штурмом дня враг был окончательно выбит из города и через Волчьи ворота стал отходить к станице Раевской. На прощанье немцы день и ночь вели артогонь по городу.
В то же утро я отправился осматривать город, вернее, то, что от него осталось. Это, конечно, было не слишком благоразумно, ибо не вызывалось никакой производственной надобностью, а немецкие снаряды рвались то тут, то там бессистемно, и заминирована местность была довольно значительно. На улицах валялись трупы — наши и вражеские, впрочем, не так уж много. В одном месте — подбитая немецкая самоходка, рядом с ней валяется длинный немец, а в рот ему кто-то уже воткнул початок кукурузы. Рядом другая немецкая самоходка — экипаж ее мертв, лежат внутри машины. Вот подбитая пушка, и около нее расчет, мертвые. В общем, всевозможных картинок до черта.