Джейн посмотрела на него и покачала головой:
— О чем это ты?
Он остановился и положил руки ей на плечи.
— Джейн, я прошу тебя выйти за меня замуж.
— Ой, — она произнесла это очень тихо и почувствовала, как начинают гореть щеки. — Как славно.
— Славно? Черт побери, Джейн, мы же поклялись никогда больше не произносить это слово.
— Да, Джон, — Джейн прижалась к его широкой груди и обняла за талию.
— Да — что? «Да, Джон, мы не будем говорить это слово», или «да, Джон, я выйду за тебя замуж» ?
Ее ухо было как раз напротив его сердца, и она слышала, как оно колотится! Такой большой шерстяной медвежонок.
— Да, Джон, да. Да, я выйду за тебя замуж, — она медленно перевела дух. — Когда-нибудь.
Он отстранился и посмотрел на нее.
— Когда-нибудь? Что это значит?
— Это значит, Джон, что мы знакомы меньше недели. Я люблю тебя, правда люблю…
— Ты сказала это в первый раз. Тогда, в комнате, ты не ответила.
— Ну да. Я хотела ответить и хотела, чтобы ты сказал, и вот говорю сейчас. Но… я подумала, и мне кажется, что мы торопимся. Мы же почти не знаем друг друга. Нам, наверное, нужно… время.
Джон коротко усмехнулся и посмотрел в небо.
— Не могу поверить. Первый раз в жизни я… а женщина отвечает «когда-нибудь»!
— Джон, пожалуйста, не сердись. Ты же знаешь, что я права.
Он посмотрел на нее, открыл рот и закрыл.
— Хорошо, — отрезал он. — Хорошо, ты права. И что мы теперь будем делать? Признаваться начистоту?
Она снова обняла его.
— Нет, глупый. Мы просто два человека, которые хотят узнать друг друга получше. Мы будем… разговаривать. Но не сейчас, ладно? А то получится смешно. Как интервью. Давай пойдем и посмотрим на остатки кораблекрушения.
— Здесь было кораблекрушение?
Джейн взяла его за руку и потянула за собой.
— Да, было. Корабль британских ВМС «Мартин» принимал участие в войне в начале восемнадцатого века. Где-то под Кейп-Мэй есть еще один корабль, «Атлантина» — через «н», не «Атлантида», а «Атлантина». Это был экспериментальный корабль, построенный во время Первой мировой войны. Из цемента. А потом удивлялись, почему он затонул.
— Прямо как Атлантида. Ты любишь историю, правда, солнышко?
— Да. А ты?
— Не слишком. Может, вернемся в комнату и сотворим немного этой истории?
— О, Джон, — выдохнула она.
— О, Джейни, — передразнил он. — Ну и?
— Хочешь заставить меня это сказать, да?
— Если смущаешься, можешь просто кивнуть. Джейн кивнула, и он сгреб ее в охапку, будто она весила меньше двухлетнего ребенка, и понес к велосипедам.
Корабли подождут… Они собирались творить историю.
Джон пел в ванной что-то из репертуара Элвиса — возможно, из уважения к Дувоп. Элвиса он пел не лучше, чем Спрингстина, но Джейн все равно улыбалась, расчесываясь перед зеркалом.
Они заказывали еду в номер ночью и утром. И если бы не запланировали встречу с Генри и Брэнди, то не выходили бы из комнаты весь день.
Прошлой ночью они вышли на балкон. Джон в одних трусах, Джейн в простыне со своей кровати — им понадобились обе кровати, так или иначе, — и смотрели на фейерверк над пляжем и океаном.
— Подумать только, я собиралась жечь бенгальские огни с родителями. Потом смотреть концерты по Пи-би-эс и лечь спать в одиннадцать, — произнесла она, прислоняясь к его обнаженной груди.
Он ткнулся носом ей в шею и сказал, что лучшие фейерверки случаются дома, и она пропустила кульминацию на пляже, с радостью променяв ее на вспышки цвета под закрытыми веками, когда он любил ее, обнимал и показывал, что на самом деле значит «праздновать»…
Джейн покраснела и отвернулась от зеркала. Надо сосредоточиться на других вещах, а не на том, что Джон не может от нее оторваться… А она не может оторваться от него.
И они разговаривали. Во всяком случае, она. Он задавал такие хорошие вопросы, ему было все интересно. И она рассказывала о своем детстве, о родителях, о Молли.
— Молли, — Джейн отложила расческу, схватила телефон и набрала домашний номер кузины.
— Привет, можете говорить со мной. А я поговорю с вами, только позже. Дождитесь короткого…
Джейн повесила трубку. До этого она оставила уже пять сообщений.
Она позвонила и на мобильный, без особой надежды, но Молли ответила со второго гудка.
