Появилась неожиданно. Уверенно и быстро шагнула на порог корчмы, затем остановилась перед ними в полумраке: высокая, гордо выпрямившаяся, с лицом упрямым, красивым и чужим одновременно. Глаза чуть зеленоватые, словно скрытые за слоем воды, за стеклом, за льдом. Лёд! Она была такая холодная, такая нечеловечески отчуждённая. Сила и холоднокровная уверенность в себе!
Очень вежливо поклонилась им, с холодной заботливостью сказала:
— А-а, тебе уже опять лучше? Я рада.
И застучала каблуками, быстро поднимаясь вверх по лестнице.
— Кто это? — с дрожью в голосе спросил Иво.
— Моя жена Элизабет, — хрипло ответил Айвен.
— Да, совершенно верно — Элизабет. Но ведь… Твоя жена?!
Иво с таким неодобрением посмотрел на Айвена, что тот поёжился. Потом спросил:
— Что?
— Это…
— Что случилось, Иво?
— Ещё несколько дней назад она была женой Маркуса!
Элизабет помнила это.
А вот Маркус почему-то забыл.
Хотя был не из забывчивых. Трудно забыть Элизабет, но у него в голове были другие хлопоты.
Неважно начался день, неважно. И не только для него.
Солнце решительно поднималось из-за горизонта, освещая двор главного дворца страны Элизий. Всё начиналось и продолжалось тихо и спокойно, как привыкли в этой мирной крохотной стране. И вдруг по дворцу разнёсся крик:
— Четверг! Сейчас, что бы и кто бы не говорил, четверг! Так что обокрали нас уже четвёртый раз! Четвёртый раз за эту неделю! За что я плачу страже?
Два юных гонца стояли, уныло опустив головы и не смея поднять глаза на его величество короля, который сердито метался из угла в угол, задевая шёлковой ночной рубашкой вазы, канделябры и прочую утварь своей спальни. Если бы гонцы решились сказать правду, что стражники напились и заснули, то бедняг часовых осудили бы на недельное "проживание" в башне, где самым крепким напитком оказалась бы вода. А родные осуждённых, возмущённые жестокостью наказания, устроили бы форменную вендетту. Беда-а-а!
— На западе?
— На западе.
— Скотину?
— Скотину.
— Ночью?
— Ночью.
Его величество бросил на гонцов хмурый взгляд:
— Если вы не перестанете изображать эхо, то ваши мамы сегодня же получат письма с соболезнованиями по поводу вашей безвременной кончины!
Гонцы не казались слишком испуганными подобной перспективой: король любил присочинить. Но всё-таки один из них вздохнул и заговорил ломающимся юношеским голоском:
— Воры были очень ловкими. Никто ничего не слышал.
— Три коровы?
— Да, ваше величество, — в этот раз юноша не решился изображать эхо.
— Три коровы, пять лошадей, четыре козы — и никто ничего не слышал. Можно только радоваться крепкому и здоровому сну моих подданных! Если так пойдёт дальше, то украдут весь наш провиант!
— Говорят, — осторожно начал второй гонец, — что это люди из герцогства.
Правитель даже подскочил на месте:
— Что?! Люди герцога?!
Гонцы попятились, уныло кивая. Увы, но им пришлось произнести слово, которое доводило его величество до белого каления. Три года назад человек по имени Воррен воспротивился приказам герцога, собрал несколько тысяч приверженцев и основал почти на границе герцогства независимое королевство Элизий. Герцог, будучи если не кротким, то миролюбивым, до сих пор ограничивался тем, что метал в самозванца словесные громы и молнии. Король Воррен всячески подражал противнику. Поэтому ночные происшествия вывели его из себя.
Один из юношей тихонько закашлялся: не смел говорить, но намекал, что неплохо бы усталых и голодных гонцов отпустить.
— Конечно, — ответил король на немую просьбу. — Можете идти.
Не успели закрыться двери, как в них проскользнул первый камердинер.
— Да, я решился, — король сделал величественный жест, посмотрел на свой ночной наряд и раздражённо махнул рукой. — У меня есть для вас задание, почтеннейший Редрик. Пошлите кого-нибудь для ревизии западного приграничья. Жалобы оттуда невыносимы. Я всегда не терпел герцога, однако его обвиняют в стольких прегрешениях, что у меня возникли подозрения. Пошлите… да-да, пошлите самого неудачливого и плохонького рыцаря.
Камердинер позволил себе изумлённо приподнять брови.
— Конечно же плохонького. Вполне возможно, что его убьют или захватят в плен, а я не желаю терять умелых солдат. И вот ещё… не давайте ему коня, пусть идёт налегке, без лат. Коня я тоже не хочу терять, разве что конь будет принадлежать этому идиоту.
