— И то дело! — пробурчал несколько разочарованный батрак. — Хоть сможешь тоже делами заняться, а то один я за все отвечай!
— Молчать! И бегом за водкой! — заорал Карел и запустил в батрака пустой бутылкой. Ян в последний миг успел увернуться, иначе не миновать бы кровопролития.
“Ну до чего мне, черт возьми, не везет! — сокрушался он, направляясь в сторону кабака, пронизываемый ледяным ветром. — Был хозяин хворый, так теперь еще и пьяница! Да пропади оно все пропадом! Сто тысяч чертей!”
— Чего надо? — спросил из-за кустов черный мужик страшной наружности и осклабился. Ян только промычал что-то нечленораздельное, все молитвы и прочие приемы против нечистой силы как ветром выдуло из его головы. Страшный мужик потянулся было схватить Яна за горло, но тут откуда-то послышался волчий вой. Нечистого будто молнией пронзило, он отскочил и удрал в лес.
Размахивая руками, с дикими воплями Ян припустил в сторону корчмы. Той ночью он так и не рискнул вернуться домой, а напился пьян и уснул в собачьей конуре вместе с псом корчмаря, который унюхал, что зипун у батрака пропах коровой, и стал облизывать его, словно большой мосол, на котором еще есть мясо.
Карел Собачник проснулся утром и понял, что его не бросает больше то в жар, то в холод, а зубы не выбивают дробь, как зазывалы в ярмарочном балагане. Ему тотчас припомнился вчерашний день, хитрые уловки гуменщика, вспомнилась водка, отпугнувшая своим зловонным духом хворь, вспомнилось также, что он послал батрака за новым зельем. Но ни Яна, ни водки нигде не было. Карел обошел избу, заглянул во все пристройки, слазил на сеновал, даже отбежал на сотню-другую метров в сторону от хутора и стал во весь голос звать батрака, но никто не откликнулся.
Со страху Карела Собачника стала бить дрожь, его охватило жуткое предчувствие: если он немедленно не выпьет водки, страшная хворь вернется, снова вцепится в него и станет трепать, словно мочалку, пока не придет время отправиться на тот свет. На негнущихся ногах бросился Карел к дому запрягать лошадь; чуть не плача и на чем свет стоит проклиная Яна, он сумел наконец запрячь ее, взмахнул кнутом и во весь опор, будто чума за ним гонится, понесся в сторону корчмы, понукая лошадь и крича от нетерпения. Несколько раз он чуть было не сверзился вместе с телегой в канаву, но сумел-таки удержаться. Ночной мороз не отступил, грязь застыла твердой коркой, припорошенной легким снежком, словно собрался кто-то закусить этим месивом и слегка присолил его. Карел добрался до корчмы, на ходу спрыгнул с телеги, не удосужился даже привязать лошадь и, громко хлопнув дверью, ворвался в помещение с криком:
— Бутылку водки! Живо!
— С ума сошел, чего орешь? — буркнул сонный корчмарь. — Что с тобой, Карел, приключилось? С утра пораньше решил напиться? А кто твои работы переделает, если ты уже в такой час надерешься?
— Ты насчет моих работ не беспокойся! — заорал Карел, выпучив покрасневшие глаза. — Наливай! Я плачу!
— На, пей, и нечего тут горло драть! — сказал корчмарь и налил посетителю из бутылки чего тот требовал. Карел плеснул водку в себя, словно заливая полыхнувший в желудке огонь.
— Ничего себе! — удивился корчмарь и снова наполнил стопку. — Послушай, да ты же завсегда трезвенник был и в церковь ходишь! С чего это вдруг щелка у тебя под носом в пасть превратилась?
— Это все здоровья ради! — принялся объяснять Карел, которого пропущенная стопка порядком успокоила. — Нюхни-ка — пахнет от меня водкой или нет?
— А то как же, — отозвался корчмарь, — пахнет. Хочешь от запаха избавиться? Закуси луковкой.
— Нет-нет! Пусть пахнет! — сказал Карел и выпил еще. — В запахе-то все дело и есть!
Тут к стойке подвалил еще один посетитель. Это был Отть Яичко, от криков Карела он проснулся под столом и теперь захотел опохмелиться. Пропустив свой стаканчик, он основательно высморкался и уселся поудобнее.
— Эх, жисть! — вздохнул он. Карел пристроился рядом с ним на скамье. Удивительные приключения Оття в аду ни для кого не были больше секретом. История его, как кушак туловище, опоясала всю деревню, а бабы расцветили первоначальный вариант подробностями, какие даже самого Оття привели бы в изумление, например, история про то, как Отть по приказанию Нечистого якобы пришил себе хвост и приладил рога, как он якобы наварил супа из грешников и сам съел его. Вообще-то все дивились бесстрашию Оття и завидовали тому, как удачно он устроился, и лишь немногие не мечтали о такой же завидной жизни в преисподней. Особенно же хвалили Оття за то, что и на земле он быстренько подыскал себе подходящую службу и теперь подвизается на церковном поприще. Старики, вспоминая про Оття, вынимали изо рта трубку и говорили почтительно:
