— Меер Аронович дернулся, как от пощечины. Несколько мгновений переваривал оскорбление, затем сорвался на крик.
— Не сметь! — взвился он. — Подгывая автогитет комиссага когабля, вы бьете по всей магксистской пагтии! Пагтбилет надоел, Педегс?!
Ухмылка, которой ему ответил Педерс, была кривой, как гипербола.
— Ого, куда вывернул! — начальник экспедиции обернулся к Сварсу. — Видал?
Тот скупо кивнул.
— Бгосьте свои шуточки, Педегс, — прошипел Триглистер.
— Если ты вдруг вспомнил о конспирации, товарищ Либкент, то я тебе напомню, мне не лень: меня следует звать — товарищ Шпырев! Конспиратор ты хренов! Мне полкорабля размолотили, а ты мне тут про конспирацию заливать вздумал?! — вены на шее Педерса вздулись и теперь походили на трубы для плавания с маской.
— Шпыгев вы там или Педегс, не смейте огульно обвинять меня в измене делу геволюции! — взвизгнул бесстрашный Меер Аронович.
— Товарищи… — начал Гуру примирительно, пробуя втиснуться между ними. — Спокойнее, Майтреей вас заклинаю. Махатмой Лениным, если хотите! Так не годится.
— Не лезь, Вывих! — Шпырев отмахнулся от гуру, как от докучливой мухи. — Предупреждал я Феликса Эдмундовича, нахуй троцкистов с корабля!
— Но мы ведь даже не знаем, что случилось, — попытался урезонить разбушевавшегося начальника экспедиции Гуру.
— Откуда мне, блядь, знать, что не знаете?! На вас не написано. Но, я, блядь, узнаю, кто нас сдал империалистической сволочи… — начальник экспедиции одарил Триглистера таким испепеляющим взглядом, что тот только чудом не задымился.
— Что вы на меня уставились, Педегс?! — взбеленился бывший счетовод.
— А кто тут еще троцкист?!
— Что за гнусный навет?!
— Товарищи, ну нельзя же так, при подчиненных… — не оставлял попыток вразумить готовых сцепиться товарищей Гуру. — Да еще при почетных гостях. Вот, товарищ Шпырев, разрешите представить вам знаменитого на весь мир путешественника и картографа полковника Перси Офсета, большого друга советских людей, а также, всех других угнетенных туземцев…
— Я знаю, кто такой полковник Офсет, — холодно молвил Шпырев, сопроводив свои слова коротким кивком в мою сторону. Вздохнул. Перевел дух. — Ваше сострадание к угнетаемым капиталистами аборигенам высоко ценится русскими марксистами, — добавил он гораздо спокойнее. — Это похвально. С прибытием на корабль. Поступаете в распоряжение капитана Рвоцкого, он распорядится, чтобы вам показали ваши каюты. Как я понимаю, вы успели отобедать на «Приаме»… — товарищ начальник энергично потянул ноздрями воздух.
— Успели, — Гуру густо покраснел. От него и вправду тхнуло, как из бочки с элем.
— Церемония погребения наших павших товарищей — ровно через час, — добавил Шпырев. — То есть, ровно в шестнадцать ноль-ноль. До тех пор можете быть свободны…
Утратив к нам интерес, начальник экспедиции поспешил к своим людям, латавшим трубопровод, из которого били струи пара.
Вывих поманил нас с Генри, и мы поднялись на мостик, искать Рвоцкого. Это не заняло много времени. Капитан эсминца сразу же понравился мне, в отличие от начальника экспедиции, оставившего весьма противоречивые впечатления. У Рвоцкого было открытое благородное лицо прирожденного интеллигента. Седая шевелюра и окладистая белая борода придавали ему некоторое сходство с Доном Кихотом, как его обычно изображают на гравюрах. Только вместо лат на Рвоцком был строгий, застегнутый на все пуговицы черный китель с толстыми нашивками из позолоченного галуна на рукавах. Добавлю еще, что, вопреки по-флотски опрятному виду, капитан показался мне слегка взъерошенным. Я не сразу догадался, откуда взялось это впечатление. Потом до меня дошло, он раздосадован безобразной сценой, устроенной нам Шпыревым, но не смеет одернуть его. И это — будучи капитаном на своем корабле…
— Полковник Офсет! — воскликнул капитан радушно, прикладывая ладонь к козырьку форменной флотской фуражки. — Для меня большая честь приветствовать вас на борту «Якова Сверла», сэр, — он протянул мне ладонь, и я сжал ее в своей. — Молодой человек, — добавил капитан, обращаясь к Генри, — ваш отец — настоящий герой, современный Ясон, являющий собой достойный подражания пример бескорыстной самоотверженности и мужества самой высокой пробы. Он точно такой человек, какими были в старину аргонавты, когда, презрев опасности и лишения, плыли на край света через Геллеспонт за Золотым руном. У каждого из нас оно свое, не так ли, сэр Перси?
