Ну и прижали бабы мужика к стенке: колись – на стороне пассию имеешь? И выложил Костенька спьяну одной, а с похмелья другой всю правду-матку. И выгнали его обе. А потом подумали-подумали, скучновато одним, и стали звать мужичка обратно. А он возьми им и скажи: я с вами согласен жить только вместе, и любовью мы с вами отныне только втроем заниматься будем. В общем, трепал он нервы одной, рассказывая про другую, другой – про первую. И что самое удивительное: обе закатывали ему скандалы, истерики, но терпели его выходки.
Первой не выдержала конкуренции Татьяна Юрьевна. Отец подыскал ей работу в Москве. И она нашла в себе силы – бросила новоявленного Казанову с его проблемами и укатила в столицу.
Веселый после этого как с цепи сорвался. Он стал изменять Марине направо и налево. Затем у него появилась маниакальная страсть донимать женщину заигрыванием с ее четырнадцатилетней дочерью.
– Как только Катьке стукнет шестнадцать, я с ней пересплю. А потом женюсь на ней, а ты станешь моей тещей, – неоднократно заявлял он Марине.
Она старалась не придавать особого значения этим словам, но после того как дочь пожаловалась ей, что дядя Костя, когда матери не бывает дома, пристает к ней: то обнимет ненароком, то заговорит о сексе, Марина поняла, что это серьезно.
Между тем гость студии рассуждал о русском национальном характере, соответствующем ему социально-экономическом укладе и текущем моменте.
– Русскому человеку, я бы даже сказал, российскому человеку, испокон века чуждо было какое-либо накопительство. Вспомните древних славян, живших общинами. Русская литература дает нам немало примеров беззаветного служения обществу. Начиная с Радищева, классики повествуют нам о нелегкой судьбе русского народа. Но заметьте, никто – ни Пушкин, ни Гоголь, ни Толстой – даже и думать не думали, чтобы писать о каком-либо стяжательстве, накопительстве. Для них русский человек был ценен таким, каким он был на самом деле. Искренним, цельным, добрым, отзывчивым, терпеливым и, заметьте, как правило, бедным. Удивительная вещь: именно при невысоком материальном уровне жизни в человеке сохраняются лучшие его качества. Представители старшего поколения еще не забыли времена так называемого «застоя», хотя, на мой взгляд, это было время стабильности. Как мы собирались на кухнях и читали самиздатовского Солженицына. При настоящем тоталитарном режиме. Не то что сейчас. Семьи выписывали столько газет и журналов, что почтальоны жаловались, мол, не вмещается вся периодика в почтовые ящики. Был дефицит книг. Классику можно было купить разве что по блату. Не было ни «мерседесов», ни йогуртов, ни поездок в Анталью, ни «сникерсов», а духовность в обществе была. Люди читали книги запоем. Ни одна нация в мире столько не читала, как мы. Ценили простые человеческие чувства: дружбу, любовь. В кинотеатры невозможно было попасть. На новые фильмы очереди перед кассами выстраивались. Так же и в театры, в концертные залы. Это ли не духовность?!
И наоборот. Чем выше достаток, тем меньше тяга к культуре. Слава Богу, мы пережили этот позорный период нашей истории. Когда под растлевающим влиянием Запада неустойчивая часть наших сограждан поддалась потребительской морали. Как бараны, забросили достойные книги и журналы и уставились в одурманивающие ящики, по которым им свистели про якобы свободные выборы, чудеса рынка, права человека. В погоне за призрачным богатством нувориши растаптывали все святое, что в них когда-то вложила Отчизна: коллективистскую мораль, сострадание, дружбу и любовь. Утратив человеческий облик, ограбив свой народ, они приобрели особняки, лимузины, счета в заграничных банках, разослали своих чад по Кембриджам, а сами поселились на Лазурном берегу. А их соотечественники, братья и сестры по крови, умирали от голода на родине или на полях сражений в братской Сербии.
Но есть и Божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет.
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
Но вы не смоете всей вашей черной кровью
