– Все подтверждено документально, – уверила его Присцилла. Она принялась рассказывать, что ей удалось выяснить, и глаза Шелдона разгорались все ярче. – Шериф мой друг. Он проверил списки преступников, числящихся в розыске, но они относятся к не очень давнему времени. Я попросила его телеграфировать в Мемфис. Бандит по имени Сонни Кларк действительно существовал.
Во времена Джеймса он был всего лишь беспутным мальчишкой. Затем исчез и был признан погибшим в 1869 году. Через три года его имя снова всплыло, и сыщики опять принялись его разыскивать, уже под именем Росса Коулмэна. Сообщили, что его убил детектив из агентства Пинкертона по имени Мэйджорс.
– Значит, в восемьсот семьдесят втором.
– Год совпадает с рассказом Пастилки.
Грейди расхаживал по комнате, сосредоточенно ударяя кулаком по ладони.
– Все равно в ее рассказе зияют прорехи в километр шириной. Почему агент Пинкертона сообщил о смерти Коулмэна и навсегда закрыл дело?
Присцилла предусмотрела и это. Ей ни к чему, если слюнтяй Шелдон струсит и все испортит. Он должен сделать за нее всю грязную работу: отомстить Джейку за то, что тот ею пренебрег, и расквитаться с этой черноволосой кошкой, в которую он мнит себя влюбленным.
– Кто знает? – воскликнула она. – Кому до этого будет дело, когда ты с ним разделаешься. Представь себе, – говорила она, распаляя воображение Шелдона. – Все, кто смеялся над тобой за то, что тебе пришлось жениться на дочери самогонщика, начнут тебя уважать, относиться со страхом и благоговением. Ты призовешь к ответу бандита из шайки Джеймсов. Ты станешь знаменитым. – Присцилла приблизилась, глаза ее сияли. – У меня дыхание перехватывает, когда я просто стою рядом с тобой.
Шелдон прижался к ней губами. Секс, власть и жажда мести волной прокатились по его телу и воспламенили чресла. Он отнес ее в спальню и чуть не разорвал атласное платье. Она раздевала его с не меньшим неистовством.
Когда их жадные нагие тела слились, Присцилла прошептала:
– Грейди, дорогой, теперь ты знаешь, что должен делать?
Он вошел в ее податливое тело, отчаянно дергаясь.
– Да. Завтра я еду в Ларсен.
Она запустила руку ему в волосы и потянула так сильно, что у него на глазах выступили слезы. Затем впилась зубами в мясистое плечо, и оба закричали: разрядка сплавила их в горниле ненависти.
Ма Лэнгстон это совсем не нравилось. Ни капли. Что-то тут неладно. Она это чувствовала, как животное чувствует смену времен года.
Она постучалась в парадную дверь Бэннер на следующее утро после того, как стадо перегнали на ранчо. Она настояла, чтобы ее переправили через реку на плоту, и всю дорогу до дома шла пешком.
Ловко снимая Бэннер швы парой маникюрных ножниц, Ма то негодовала, то сочувствовала. Она осмотрела разрез и заявила, что он заживает неплохо, если принять во внимание, что операцию делал костоправ Хьюитт.
Бэннер прильнула к ее внушительной груди и отчаянно разрыдалась. Ма похлопала ее по спине и решила, что девочка все еще переживает из-за операции. Они выпили чаю и поболтали. Когда Ма начала собираться в обратный путь, Бэннер уже успокоилась.
Ма тревожилась, чувствуя, что девушку терзает что-то другое, но не могла понять что. Скучает по матери? Не поэтому ли плачет?
Но по дороге к реке, шагая рядом с провожавшим ее Джейком, она уверилась, что верно первое впечатление: тут дело не в тоске по дому.
– Ма, почему бы тебе не поехать дальше на Буране? – предложил Джейк, спешиваясь.
– Вот еще! У меня ноги не слабее его. Благодарю, я лучше пешком.
– Как себя чувствует Бэннер? – Джейк приспосабливался к неторопливому шагу матери, ведя Бурана под уздцы.
– Ты разве сам не знаешь?
– Этой ночью я ее не видел. А утром мне было некогда позавтракать.
– Довольно сносно. Шов заживает хорошо. Немного не в духе. – Ма прикрыла глаза рукой и вгляделась в сына. – Что-то ты тоже зачах. И надулся, как лягушка. Что с тобой стряслось?
Сигара хрустнула у Джейка в зубах.
– Ничего.
– У тебя живот болит?
– Нет.
– Сходишь с ума по кому-то?
– Нет.
Ма снова фыркнула, давая понять, что не верит.
Они дошли до реки. Джейк помог ей взобраться на плот. Перед тем как взять в руки шест и оттолкнуться, Ма сказала:
