Джейк встал с постели, подошел к туалетному столику и налил из кувшина стакан воды, мечтая, чтобы это было виски.
– Это еще не все. А ты должна услышать все. Я узнал, кто убил Люка.
Джейк умолк. Именно тогда между ним и Лидией возникла неразрывная связь. Убийцей Люка был ее сводный брат, ее насильник и мучитель. И он свел с ним счеты по всем статьям.
– Я убил мерзавца, зарезал в переулке, и мне это доставило удовольствие. Мне было шестнадцать. Шестнадцать, – проговорил он сквозь стиснутые зубы и уронил голову.
Бэннер, забыв о недавней операции, соскочила с постели и встала рядом с ним. Почувствовав ее рядом, Джейк обернулся.
– Вот с таким человеком ты лежала в постели, – сказал он.
– И не жалею. Человек, которого ты убил, заслуживал смерти.
– А Люк?
– Ты не виноват! Ты не можешь за это отвечать. Это роковое стечение обстоятельств, совпадение. Ты не должен всю жизнь винить себя в этом.
Не должен? А разве он не винит себя почти двадцать лет? И все эти двадцать лет презирал женщин. За то, что Присцилла оказалась виновата в смерти Люка, он наказывал каждую встречную женщину.
До сегодняшнего вечера.
Но Бэннер не отшатнулась от него с отвращением, а смотрела с пониманием и любовью. С того рокового свидания с Присциллой Уоткинс Джейк чувствовал себя запачканным, а тело Бэннер очистило его.
– Были и другие, Бэннер. Двое. Люди, у них были имена и лица, а я их убил.
– Расскажи.
– Один убил моего друга. У него еще молоко на губах не обсохло, первый раз отгонял скот. Я взял его под крыло. Он мне напоминал Люка. А тот парень был скор на руку. Он сделал из мальчишки отбивную за то, что тот споткнулся и пролил кофе на его спальный мешок. У него, наверно, началось внутреннее кровотечение. Той же ночью он умер. Я схватился с убийцей. Дрался, как мне казалось, несколько часов. Наконец я… я сломал ему шею.
Бэннер положила руку Джейку на грудь.
– А другой?
– Другой был карточный игрок в Канзас-Сити, он надувал меня и многих других ковбоев. Заманивал сыграть в покер, давал раз-другой выиграть и обчищал дочиста. Я вызвал его на поединок. Он прицелился. Но я оказался быстрее.
Горькая усмешка скривила рот Джейка.
– Теперь ты знаешь всю жалкую и горестную жизнь Джейка Лэнгстона.
Бэннер порывисто обняла его и прижалась щекой к его груди.
– Эти люди наносили вред другим, Джейк. Ты не убийца.
Он взял ее за плечи и отстранил.
– Но разве ты не понимаешь? Я снова могу пойти на это, если сочту нужным.
– Этого я от тебя и жду. И отец тоже пойдет на это. Не знаю, убивал ли он кого-нибудь раньше, но знаю, что убил бы, если бы чувствовал, что это справедливо.
– А бывает ли убийство справедливым?
– Да, – тихо, но твердо ответила Бэннер. – Да, Джейк. Думаю, иногда бывает.
Он прижал ее к себе и зарылся лицом в ее волосы.
– Не знаю, правы ли мы, Бэннер, но спасибо тебе за эти слова.
– Я говорю так не потому, что думаю, что ты это хочешь услышать. По-моему, все люди способны на насилие, если их на это вызвать. Ты убивал, защищая семью и друзей.
– Я никогда не рассказывал этого Ма.
– Может быть, стоило бы рассказать. Она мудрая женщина, поверь. Она бы лучше меня знала, что сказать. – Бэннер обхватила ладонями лицо Джейка. – Но она любит тебя и будет любить всегда, что бы ты ни натворил. И я тоже.
Джейк откинул волосы с ее щеки.
– Рассказал тебе, и легче стало.
– Я рада. – Бэннер погладила его спину, ощущая под ладонями гладкую кожу и крепкие мышцы.
Он наклонился и, найдя ее губы, отблагодарил поцелуем. Он не знал, как получилось, что он смог рассказать Бэннер о том, чего не поверял никому. Он раскрыл перед ней душу, и слова, которые, как ему казалось, очень трудно было произнести, полились сами собой. Он почувствовал себя свободным, каким не был с того лета, когда потерял невинность. Этот маленький комочек женственности, что доверчиво прижался к нему, возвратил ему надежду.
– Ты ничего не ела на ужин.
Бэннер засмеялась.
– Ужин был прерван, не так ли?
– От меня ты жалоб не услышишь.
– От меня тоже, – успела сказать она, и ее губы оказались плененными еще одним поцелуем.
Освободившись, Бэннер сказала:
– Весьма признательна за твою галантность, но я знаю, что ты проголодался. И считаю позором дать пропасть всем этим вкусностям.
