– Побрейся здесь, – внезапно предложила она.
– Что?
– Побрейся здесь, за моим туалетным столиком. – Она указала на тумбочку с зеркалом.
– Бэннер, – удивился Джейк. – Я не могу.
– Почему?
– Потому что… – Он попытался найти вескую причину. – Потому что в бритье нет ничего интересного, вот почему.
– Если в бритье нет ничего такого, почему ты не хочешь, чтобы я смотрела?
– Дело не в том, что я не хочу, чтобы ты смотрела. Просто…
– Что?
– Ох, черт. Ладно, если это тебя осчастливит.
Он вышел, а она легла, довольно улыбаясь. Он вернулся, неся кружку, помазок, бритву и полотенце.
– Надеюсь, ты понимаешь, что для твоего развлечения мне придется перенести массу неудобств, – проворчал он и, положив бритвенные принадлежности на столик, вышел в кухню за кувшином горячей воды.
– Не думай, что я тебе не благодарна! – крикнула Бэннер вслед.
Джейк что-то пробормотал, но она разобрала только слово «девка». С хмурым видом он принес горячую воду и налил в фарфоровый умывальный таз. Его внимание привлекли нарисованные на нем желтые розы.
– Никогда никому не говори, что я брился из чашки с цветочками.
– Буду держать рот на замке.
В глазах Бэннер мелькали озорные искры. Только этот признак выздоровления заставил Джейка примириться с ее глупыми выдумками. С каждым часом ей становилось лучше. Всегда пышущее здоровьем тело прогоняло болезнь, лихорадку, бред. Он считал своим долгом наблюдать, как она выздоравливает.
Бэннер смотрела, как Джейк расстегивает верхние пуговицы рубашки и подгибает воротник внутрь.
– А почему ты не снимешь рубашку?
Он опустил помазок в воду, потом в чашку с мылом и принялся взбивать густую пену.
– А почему ты суешь нос не в свое дело? – Он нанес мыльную пену на щеку и размазал по нижней части лица. – Я бреюсь уже не первый год, и учитель мне не нужен.
– Я подумала, что ты можешь ее закапать или мало ли что.
Едва Бэннер это произнесла, как на рубашку упал шматок пены. Джейк чертыхнулся, взял полотенце и вытер пятно. Бэннер хихикнула; Джейк хмуро посмотрел на нее в зеркало. Выражение лица, покрытого мыльной пеной, почему-то получилось не особо угрожающим.
Он взял бритву.
– Разве тебе не нужно сначала выправить ее? – спросила Бэннер.
Джейк и ухом не повел. Наклонив голову набок, провел бритвой от бакенбарды до подбородка. Ополоснул бритву в воде и прошелся еще раз. Потом сжал рот, чтобы выбрить под носом.
– Ты меня смущаешь. – Из-за поджатых губ слова получились неестественными, и Бэннер снова хихикнула.
– Ты очарователен.
– Ну конечно, – усмехнулся Джейк.
Начисто выбрив нижнюю часть лица, он снова взял помазок и намылил под подбородком и шею. Откинув голову назад, коснулся краем бритвы основания горла и повел ее вверх к адамову яблоку.
– Джейк!
– А?
– Ты мог бы сказать, что твой дятел длиннее, чем у других?
– Черт! – Над яремной веной выступила бусинка крови. Джейк резко обернулся. – Последнее дело спрашивать такие вещи у мужчины, когда он держит бритву у горла.
– Просто мне это в голову пришло.
– Может быть, не стоит говорить все, что приходит в голову? Как ты считаешь?
– Ну так что?
– Что? Не твое дело! – Он опять повернулся к зеркалу и взял полотенце, чтобы вытереть ручеек крови, струившийся по шее. – Что за вопросы для незамужней молодой леди? Да даже и для замужней. Где ты слышала это слово?
– А разве не так его называют?
– Иногда. Но где ты… Погоди, я попробую угадать. – Он поднял руки, словно защищаясь. – От твоего и моего братьев.
– Однажды я подошла к ним сзади, когда они облегчались в лесу. Мне показалось, они сравнивают свои…
– Не повторяй этого слова.
– До тех пор я думала, что они все одинаковые. Наверное, они как груди у женщин. У некоторых от природы больше, чем у других.
– О господи! – На лице Джейка появилось страдальческое выражение.
– Что с тобой? Мне кажется, нам нечего друг друга стесняться.
– По-видимому, так. – Он закончил бриться и стал ополаскивать лицо водой.
– Наше положение едва ли соответствует правилам приличия. Иначе ты бы хорошенько подумал, прежде чем спать со мной обнаженным.
Не обращая внимания на потоки воды, капающей на пол, Джейк поднял голову и ошарашенно уставился на Бэннер.
