Споры о том, что же делать, громко шли всю ночь, что, в общем, было неудивительно, поскольку говорить о соблюдении команды «отбой» как таковой, и о каком-то контроле настроений в казармах со стороны офицеров совершенно не приходилось. В условиях массовой гибели кадровых офицеров на фронте и их острой нехватки вообще в армии, в тылу недавно отмобилизованными из деревень солдатами приходилось заниматься либо офицерам, которые были спешно мобилизованы из запаса, либо офицерам-фронтовикам, прибывшим в Петроград по случаю ранения. Последней категории солдаты запасных батальонов были вообще малоинтересны, ведь им самим предстояло скорое возвращение на фронт, вот они и спешили успеть урвать хоть немного столичной жизни, чтобы было о чем рассказать завидующим сослуживцам по возвращении на позиции.
Да и вообще офицеров в запасных батальонах катастрофически не хватало. Любых офицеров. Включая даже таких, как их собственный прапорщик Колоколов, еще недавно бывший студентом и попавшим под такую же мобилизацию, как и его горе-подчиненные. У Колоколова не было ни управленческого опыта, ни особого желания поддерживать дисциплину. А потому, фактическим командиром учебной команды в ночное время был сам старший унтер-офицер Кирпичников собственной персоной.
А если к этому добавить и безумную скученность солдат в столице, где в казармы, рассчитанные на 20 тысяч человек, было буквально втиснуто целых 160 тысяч, то говорить о любом подобии дисциплины в условиях беспорядков на улицах было практически невозможно.
Итак, к утру основная часть пришла к такому решению: стрелять отказаться, из казарм не выходить, но и открытого мятежа не устраивать. Это устроило большинство. Большинство, но не Кирпичникова, который старался все же убедить сослуживцев в необходимости активных действий.
— Вы ж поймите, братцы, — продолжил увещевать Тимофей, — может кому зачтется как заслуга перед революцией и то, что они лишь отсидятся в казармах, но на нас сорок убитых вчера и с нас будет спрос особый! Только подвиги во имя революции смоют с нас кровь погибших вчера! Да таких подвигов, чтобы про вчера и думать забыли!
Тут послышался звон шпор и Кирпичников быстро занял свое место. Вошел доблестный прапорщик Колоколов, который и в военной форме выглядел типичным безалаберным студентом. Обведя заспанным взглядом строй он буркнул без особого энтузиазма:
— Здорово, братцы.
Строй ответил уставное «Здравия желаю, ваше благородие!». Колоколов традиционно вздрогнул и хотел уже что-то сказать, но тут вновь послышался мерный звон шпор. Кто-то шел к ним. Команда замерла.
И вот перед строем показался сам штабс-капитан Лашкевич, надменно поглядывая на солдат сквозь стекла своих дорогих очков в золотой оправе. Пройдя вдоль линии строя, Лашкевич занял положенное по уставу место перед строем и браво выкрикнул:
— Здорово, братцы!
Однако, вместо положенного уставом приветствия, 350 луженных глоток вдруг слитно проорали:
— Ура!!!
Штабс-капитан с недоумением оглядел строй, а затем решил дать возможность солдатам ответить правильно и повторил еще раз, все так же громко:
— Здорово, братцы!
И вновь слитное «ура» было ему ответом. Лашкевич побелел от гнева. Стараясь держать себя в руках, он повернулся к унтеру Маркову:
— Что это значит? — прошипел он.
Марков одним движением перехватил винтовку и бросил ее на изгиб локтя штыком прямо на офицера, а затем с расстановкой произнес:
— «Ура» — это сигнал к неподчинению вашим приказаниям!
Штабс-капитан вытащил наган из кобуры и заорал:
— Да я тебя под арест! Сгною! Всех сгною!
Однако строй угрожающе зароптал, и винтовки колыхнулись недобро. Видя, что соотношение сил явно не в его пользу, Лашкевич кинулся на выход, угрожающее пообещав:
— Вы мне ответите за бунт! Сейчас я вызову…
Кого он там собрался вызывать, слышно уже не было, но понятно было и так. Строй рассыпался, и солдаты кинулись к окнам.
— И что мы теперь будем делать? — опасливо пробормотал Пажетных, глядя на то, как штабс-капитан спешно пересекает плац, явно направляясь к телефону.
— Что захотим, то и будем делать. Наше теперь время. — сказал Кирпичников и, сплюнув на пол, выстрелил из винтовки в спину своему командиру.
