Джон снова поцеловал ее. Когда он отодвинулся, Марго услышала:
– У тебя запах что надо. И вкус тоже.
– Так ты ЕШЬ меня? Значит, ты просто проголодался.
– Мне нравится, когда ты вот так рядом со мной.
– Так ты самостоятельно не удержишься на ногах? Без поддержки? И тебе нечем занять свои руки?
– Верно.
Ответом ему был тот же горловой смех. Джон выдавил из себя:
– У тебя самый распутный из всех самых мягких и самый мягкий из всех самых распутных смехов. Ты смеешься так, будто довольна тем, что я с тобой делаю.
– Я довольна.
– Правда? Или притворяешься?
– Правда. – Марго отметила, что вот уже во второй раз Джон с сомнением отнесся к словам, что его хотят, что заниматься с ним любовью хорошо. Кто? Кто внушил ему, что от этого получает удовольствие он один?.. Пассия?
Разве? Может, кто другой? Если не Пассия, то неужели не изменил бы он своего мнения о женской пассивности после связи с другой женщиной?
Джон откинул голову и изучающе посмотрел Марго в лицо.
– О чем ты думаешь?
– С чего ты взял, что я о чем-то думаю?
– Ты про меня совсем забыла. Все в порядке?
– Да. – Она растерянно погладила его по спине. – Я, кажется, отключилась.
– Я тебе надоел?
– Почему ты так думаешь?
– Мне так кажется.
Марго звучно рассмеялась.
– Ты уже об этом говорил. Какая чепуха! Я не встречала раньше такого активного, интересного и полного самообладания мужчину. Большинство других – пустышки, которые хороши в чем-нибудь одном, но за пределами своей области теряются и глупеют. Ты же один из немногих, кто интересен всегда.
Джон молчал, уставившись на Марго.
– Ты серьезно?
– Я не умею врать.
– Ну а искажать правду ты умеешь?
– Только не в этом. Ты ведь спросил, что я думаю о тебе.
– А если бы ты считала меня никчемным?
– Тогда ты не стал бы меня спрашивать. Ты сам это знаешь. Просто кто-то поколебал твое мнение о себе и этим сбил тебя с толку. Но то, что ты думаешь о себе, правильно. И к другим ты относишься как к самому себе. И, главное, ты многосторонний человек. А тот, кто сказал тебе обратное, – наоборот, пустой и испорченный слепец, смотрящий на мир в кривое зеркало.
– Ты говоришь о Люсии?
– Почему обязательно о ней? Так это она?
– Просто – интересно, тобой руководит ревность или что-то еще?
Марго стало смешно.
– Да наплевать мне на старушку Пассию. Мои сестры знают ее уже давно, она старше тебя на несколько лет и ушла, прельстившись рыбкой покрупнее. Кем? Возможно, его еще нужно предупредить.
– Кажется, ты была права, когда предположила, что это Лемон.
– Да, но она настырная. И когда Лемон отвернется от нее – а он это сделает, – она поймет, что ты далеко не самое худшее. Тогда она попытается тебя вернуть.
– Почему ты так решила?
– До нее дойдет наконец, что твоя самооценка верна.
– Ты потакаешь, моему самолюбию?
– Как раз этого тебе не хватает.
– А тебе?
– Мне этого не нужно.
– То же самое говорили Сэлти с Фелисией. Но они мои родители, а родителям приходится много чего такого говорить.
– Да нет же. Родители говорят правду, но говорят ее осторожно. И вместо того, чтобы сказать: карабкайтесь, дети, на гору, у которой нет вершины и которая не стоит того, чтобы на нее лезли, – они говорят: постройте какую-нибудь плотину и вычистите реку.
– Откуда ты взяла эту чепуху?
– У меня перед глазами очень долго маячил пример моих недалеких, вечно куда-то спешащих, безнадежно отставших от жизни родителей, которые – что невыносимо – всегда оказывались правы.
– Подожди, вот ты увидишь Сэлти и Фелисию. Ты поедешь со мной на свадьбу к Твидам?
– С удовольствием.
– Тебе придется смириться: мои будут считать, что я положил глаз на тебя.
– В каком смысле?
Он очень мягко сказал:
– В смысле моих самых серьезных намерений в отношении тебя.
– Ну, пока еще до этого далеко.
– А ты мне скажешь, когда будет можно начинать?
– Ты сам поймешь.
– Марго...
– Я тебе скажу, когда ты можешь сказать мне.
– Ты всегда будешь такой до смешного умной?
– Нет, просто сейчас такая полоса.
Джон отвернулся, сосредотачиваясь, потом снова посмотрел на Марго и сказал:
– Ну, уж с этим-то я справлюсь.
– Это как раз тема всего нашего разговора – ты можешь справиться со всем, с чем захочешь.
