- Ах ты башмачник, - сказала Френхен и ласково засмеялась, покраснев.
Сали тоже покраснел, крепко держа - дольше, чем это нужно было, - ногу в своих руках, так что Френхен еще сильнее залилась краской, отдернула ее, но еще раз страстно обняла и поцеловала смущенного Сали, а затем велела ему уходить.
Придя в город, Сали тотчас же отнес часы к часовщику, который дал ему за них шесть или семь гульденов; еще несколько гульденов он получил за серебряную цепочку и почувствовал себя богачом; с тех пор как он стал взрослым, у него никогда не было сразу столько денег в руках. "Скорей бы день пришел к концу, скорее началось бы воскресенье, чтобы можно было за эти гульдены добыть счастье, которое этот день нам сулит", - думал Сали, и чем грознее надвигалось мрачное и неведомое послезавтра, тем причудливей, тем ярче сверкало и сияло веселое и желанное завтра. А пока Сали все-таки скоротал время, разыскивая башмаки для Френхен, и это дело показалось ему самым приятным из всех, какими он когда-либо занимался. Он ходил от одного башмачника к другому, заставлял их выкладывать перед собою всю женскую обувь, какая у них была, и наконец купил легкую, изящную пару, такую красивую, какой Френхен еще никогда не носила. Сали спрятал башмаки под жилет и не разлучался с ними весь день, а ночью взял к себе в постель и положил под подушку. Так как сегодня поутру он уже видел девушку и ему предстояло увидеть ее завтра, он спал крепко и спокойно, но проснулся очень рано и принялся чистить и приводить в порядок, насколько было возможно, свой плохонький воскресный костюм. Это привлекло внимание матери, которая удивленно спросила, что же это Сали собирается делать, ведь он уже давно не одевался так тщательно. Ему хочется побывать наконец за городом и развлечься, ответил сын, здесь, дома, просто заболеть можно.
- Странные у него повадки в последнее время, - заворчал отец, - все шатается где-то.
- Пусть идет, - сказала мать, - может быть, это будет ему на пользу, прямо смотреть жалко, как он выглядит.
- А деньги на гулянье у тебя есть? Где ты их взял? - спросил старик.
- Не надо мне денег! - сказал Сали.
- Вот тебе гульден! - отец бросил ему монету. - Проешь его в деревне, в трактире, пусть не думают, что нам здесь так уж туго приходится.
- Не пойду я в деревню, и не надо мне гульдена, возьмите его.
- Так я тебе и дал его! Не стоишь ты его, упрямая башка! - закричал Манц и сунул деньги обратно в карман.
Но мать, которая сама не понимала, отчего ей сегодня при виде сына так грустно и больно, принесла ему большой черный миланский шарф с красной каймой - она сама его только изредка надевала, а Сали он всегда нравился. Он обернул шарф вокруг шеи, оставив длинные, развевающиеся концы; в припадке щегольства он впервые приподнял, по деревенской моде, до самых ушей, солидно и по-мужски, ворот своей рубашки, который обычно носил откинутым, и, как только пробило семь, отправился в путь, сунув башмаки во внутренний карман куртки. Когда он вышел из комнаты, им внезапно овладело необыкновенное желание пожать руку отцу и матери, а выйдя на улицу, он еще раз оглянулся на дом.
- Думается мне, - сказал Манц, - парень бегает вернее всего за какой-нибудь юбкой. Еще этого нам не хватало!
Жена отвечала:
- Дал бы бог, чтобы он нашел свое счастье! Хорошо бы это было для бедного мальчика!
- Еще бы! - возразил муж. - Очень это нужно! Райское будет житье, когда он нарвется на какую-нибудь язву-трещотку. Вот уж было бы счастье для бедного мальчика! Что и говорить!
Сначала Сали отправился к реке, где хотел дождаться Френхен, но дорогой передумал и пошел прямо в деревню за девушкой, - ждать до половины одиннадцатого казалось ему слишком долгим.
"Какое нам дело до людей? - думал он. - Никто нам не помогает, я действую честно и никого не боюсь!"
Сали неожиданно очутился в комнате Френхен и так же неожиданно застал ее совершенно одетой и принаряженной в ожидании минуты, когда можно будет идти; только башмаков еще не хватало. Увидев девушку, Сали молча, с открытым ртом, остановился посреди комнаты - так она была хороша. На ней было совсем простенькое платье из голубого полотна, но свежее, чистое, ловко облегавшее ее стройное тело. Поверх платья она накинула белоснежную муслиновую косынку - вот и весь наряд. Темные вьющиеся волосы были тщательно причесаны, а кудри, обычно свисавшие в беспорядке, красиво обрамляли головку. Оттого что Френхен уже много недель почти не выходила из дому, да и от тяжелых забот, цвет ее лица стал нежнее и прозрачнее; но любовь и радость заливали эту прозрачность все более густым румянцем. А на груди у нее был красивый букет из розмарина, роз и чудесных астр. Тихая, прелестная, она сидела у открытого окна и вдыхала насыщенный солнцем утренний воздух, но, увидев Сали, протянула к нему обе обнаженные до локтя красивые руки и воскликнула:
