- Боже милостивый! Ты мне только что приснился! Снилось мне, что мы долго танцевали на нашей свадьбе, долго, долго. И были такие счастливые, нарядные, и ни в чем у нас не было недостатка. Наконец нам захотелось поцеловаться, мы так томились, но все время что-то разлучало нас, а теперь вот ты сам помешал нам, все расстроил! Но как хорошо, что ты здесь! - Она жадно обхватила его шею и стала без конца целовать. - А тебе что снилось? спросила она, гладя его щеки и подбородок.
- Мне снилось, что я иду лесом по длинной, длинной дороге, а впереди, вдалеке, идешь ты; время от времени ты оглядываешься на меня, киваешь мне и смеешься. И тогда мне казалось, что я в небесах. Вот и все!
Они вышли через кухонную дверь, которая оставалась все время открытой, прямо во двор, на свежий воздух, и невольно расхохотались, всмотревшись друг в друга: правая щека Френхен и левая Сали, прижатые во сне одна к другой, стали от этого совсем красные, а обе другие щеки еще более побелели от свежего ночного воздуха. Они стали нежно растирать друг другу холодные бледные щеки, чтобы вызвать на них краску; свежий воздух росистого утра, безмолвие и покой, объявшие всю деревню, едва занявшаяся заря принесли им радость и забвение; в особенности в девушку, казалось, вселился дух беззаботности.
- Завтра вечером мне придется, значит, покинуть этот дом, - сказала она, - и искать себе другой кров. Но прежде мне хотелось бы хоть раз только один раз! - от души повеселиться с тобой, где-нибудь долго и беззаботно танцевать, у меня из головы не идет, как мы танцевали во сне!
- Но что бы то ни было, я хочу быть возле тебя, - произнес Сали, - пока ты не найдешь себе пристанища, да и поплясать с тобой, любимая, мне тоже хотелось бы. Но где?
- Завтра в двух деревнях неподалеку отсюда храмовой праздник, - сказала Френхен. - Там нас мало знают и меньше будут обращать внимание на нас. Я подожду тебя у реки, и мы пойдем, куда нам вздумается, чтобы повеселиться хоть разочек, один только разочек! Но постой, денег-то у нас нет? - грустно прибавила она. - Ничего из этого, значит, не выйдет!
- Не печалься, - сказал Сали, - я принесу немного денег.
- Но не отцовские? Не... краденые?
- Не беспокойся, у меня уцелели еще серебряные часы, я продам их.
- Не стану отговаривать тебя, - сказала, покраснев, Френхен, - мне кажется, я умру, если завтра не буду с тобой танцевать.
- Самое лучшее было бы нам умереть обоим, - сказал Сали.
С тоской и болью они обнялись на прощание и все же, вырвавшись из объятий друг друга, радостно улыбнулись, твердо надеясь встретиться завтра.
- Когда же ты придешь? - крикнула еще Френхен.
- Утром, не позже одиннадцати, - ответил он, - мы еще на славу с тобой пообедаем!
- Вот хорошо! А еще лучше приходи в половине одиннадцатого!
Когда Сали уже отошел, она снова окликнула его, лицо ее внезапно изменилось, на нем проступило отчаяние.
- Ничего из этого не выйдет, - горько воскликнула она, - у меня не осталось праздничных башмаков! Уже вчера мне пришлось, когда я поехала в город, надеть вот эти, грубые. Не знаю, где достать другие.
Сали стоял растерянный и смущенный.
- Нет башмаков? - повторил он. - Придется, значит, идти в этих.
- Нет, нет, в этих нельзя танцевать.
- Что ж, надо будет купить другие!
- Где? На какие деньги?
- Ах, обувных лавок в Зельдвиле хоть отбавляй. А деньги я раздобуду; и двух часов не пройдет, как я принесу их.
- Но не могу же я расхаживать с тобою по Зельдвиле, и на башмаки денег, наверно, не хватит!
- Должно хватить! Я сам куплю башмаки и завтра принесу их тебе!
- О глупый, они ведь не придутся мне по ноге!
- Дай мне старый башмак... или погоди, я сниму с твоей ноги мерку, это будет самое лучшее, ведь это дело не бог весть какое мудреное.
- Снять мерку? В самом деле! Мне это в голову не пришло. Подожди, я поищу шнурочек.
Она опять присела па лежанку, слегка приподняла юбку и сняла башмак с ноги, обутой еще со вчерашней поездки в белый чулок. Сали опустился на колени и стал, как умел, снимать мерку, проложив по длине и ширине к маленькой ножке шнурок и тщательно завязывая на нем узелки.
