— И зачем ты, Лександровна, ставишь такую гору посуды, — проворчала она неодобрительно. — Нешто это видано — миска на миске!
— Ладно, тетя Паша, не ворчи. — Анна Александровна взяла блюдо с пирожками у нее из рук. — Как там заливное, удалось?
— Да уж на славу. А уж щука такая — пальчики оближете!
Тетя Паша жила в семье давно, она помнила Василия Андреевича Александрова еще мальчиком. Помнила, и как Анна Александровна впервые пришла в этот дом — робкая девушка с длинной светлой косой, уложенной на затылке в тяжелый узел. Эту семью она давно уже считала своей, а уж на Оленьку, дочку Василия Андреевича и Анны Александровны, просто не могла надышаться. Такая она была беленькая, такая хорошенькая, такая умница! Только вот кушала плохо, приходилось или сказки ей рассказывать, или разрезать бутерброд на солдатиков и играть в войско: сначала ели генерала, потом капитанов, потом очередь доходила до рядовых. А как она плакала, когда ее отдали в садик! Все Василий со своими методами: «Ребенку необходимо общение со сверстниками!» Тетя Паша сначала помалкивала, а потом воспротивилась. Не позволит она измываться над дитем!
И вот сегодня ее Оленька приведет в дом жениха. Красивый, говорят, ладный парень, из этих… Из Васиных мальчиков. Столько их к нему в дом приходило! Закроется с ними Василий в кабинете, и вот талдычат о чем-то своем по полдня! Крику-то бывает, Господи прости! Хотя иногда и тихо беседуют, со взаимным пониманием. Может, и этот, Ольгин, когда приходил… Ну так тогда что на него смотреть было? Тихо ворча себе под нос, тетя Паша носила из кухни в комнату всякие разносолы, пока стол не оказался уставленным снедью так, что не видно было и скатерти.
Тренькнул звонок. Анна Александровна, мимоходом поправив у зеркала прическу, пошла открывать. Но это оказалась не Оля, а Василий Андреевич.
— Ну что, счастливая парочка еще не появилась? — спросил он, вручая жене большой букет пионов. — Это Ольге от нас. Хороши?
— Хороши, хороши. Раздевайся, тебя ждет твоя святая обязанность. Хлеб без тебя не режем.
Мимоходом поцеловав мужа в щеку, Анна Александровна пошла ставить пионы в воду. Василий Андреевич помыл руки и отправился на кухню, где потребовал у тети Паши самый острый нож и доску: резать хлеб к праздничному столу было его привилегией и посильным вкладом в кухонные приготовления.
Ровно в три раздался долгожданный звонок. На этот раз дверь открыл сам Василий Андреевич.
— Заставляете себя ждать, Ольга Васильевна, — сурово сдвинув брови, сказал он. — А это кого еще вы с собой привели?
Лицо дочери зарделось нежным румянцем. Но высокого темноволосого молодого человека с удивительно синими глазами эта суровость не смутила. Он улыбнулся и почтительно склонил голову:
— Здравствуйте, Василий Андреевич. Виноваты и каемся.
— Папка, Валя здесь ни при чем. Это я прокопалась, выбирая кольца.
— Так вы уже и кольца купили? — Василий Андреевич еще грознее нахмурился. — Не спросясь родительского благословения?
— Так ведь за тем и пришли, — рассмеялась Оля.
Василий Андреевич не выдержал роли сурового отца и заулыбался:
— Ну ладно, проходите скорее, за стол уже давно хочется. Валентин, что ты держишь конфеты в руках? Давно пора отдать их хозяйке!
— А где хозяйка?
— Здесь, здесь! — Анна Александровна вышла из комнаты. — Здравствуйте, Валя! Оля, мойте руки и скорее за стол!
Когда все наконец расселись вокруг стола и наступила тишина, Василий Андреевич хитро посмотрел на Валентина:
— Я думаю, что самое время сделать официальное сообщение.
В глазах Валентина промелькнула веселая искорка. Он решил поддержать игру:
— Глубокоуважаемые Василий Андреевич и Анна Александровна! Считая за честь быть принятым в вашем доме, я долго любовался красотой и неоспоримыми достоинствами дочери вашей, пока не почувствовал, что в сердце моем дружба к ней переросла в более глубокое чувство. Чувство прекрасное, чистое, светлое. И чувство это не даст мне покоя, пока не найдет полного удовлетворения в законном браке. Смею ли я просить у вас руки Ольги Васильевны, дочери вашей?
Оля не выдержала и фыркнула: у Вальки было такое забавно-напыщенное лицо! Однако Василий Андреевич осадил дочь строгим отеческим взглядом и приступил к ответной речи: