Славик сделал движение, чтобы освободиться, но пальцы Оксаны Антоновны впились в его запястье как клещи.
— Сядь и выслушай! Она снова спит с моим сыном. А сын — это единственное, что у меня осталось, и я не позволю…
Оксана Антоновна прямо задохнулась от злобы. Славик, ошеломленный, опустился на место:
— Что вы сказали?
— Она изменяет тебе, дурачок! Понял? Из-ме-ня-ет! И, может быть, не только с моим Игорем.
— Вы лжете!
Она хрипло рассмеялась:
— Я могу это доказать. Хочешь? Хочешь убедиться своими глазами? Я тебе могу это устроить!
Она говорила как одержимая. Славик мотнул головой. Что за наваждение, он уже готов был согласиться!
Собравшись с духом, он решительно поднялся:
— Я вам не верю. Не хочу вас слушать и не позволю лезть в дела нашей семьи.
Он направился к выходу и услышал, как Оксана Антоновна четко сказала ему вслед:
— Когда она снова придет к моему сыну, я тебе позвоню. Приедешь и убедишься.
Лена сидела на кровати и собирала вещи. Боже мой, была здесь всего четыре дня, а уже обросла барахлом! Света грустно наблюдала за сборами.
— Повезло тебе, — вздохнула она. — Я так быстро отсюда еще ни разу не выбиралась. Конечно, организм молодой, здоровый…
— Ничего, — улыбнулась Лена как могла ободряюще. — Неделя быстро пройдет…
Они так и были втроем, к ним никого не положили. Однако третья обитательница палаты на сближение так и не пошла. Целыми днями она листала журналы или смотрела в потолок. В разговоры не вмешивалась и, похоже, ничем не интересовалась. Вечером принесли передачи: громадный пакет для Светы и небольшую сумку для Джамили. Лене на этот раз ничего не было — завтра ее выписывали.
Честно говоря, Лене было даже немножко жаль уходить. В первый раз в жизни у нее появилась подруга. Света была грубовата, старше Лены почти на десять лет, но это совершенно не мешало ей с сочувствием выслушивать Ленины исповеди и разбираться в Лениных проблемах.
Сегодня, как всегда, приходил Славик. Лена, тоже как всегда, заранее подготовилась к его посещению и была с ним ласкова и мила. Она решила последовать Светиному совету и постепенно подготовить его к разговору. Славик был какой-то странный. Когда она сказала ему об этом, стал убеждать, что ей показалось, что просто он очень за нее переволновался.
Лена вздохнула и положила в пакет большое махровое полотенце — так оно здесь ей и не понадобилось, голову помыть она за три дня не успела. И все-таки со Славиком явно что-то было не так… Она решила напоследок поделиться своими наблюдениями со Светой. Та особого значения сомнениям Лены не придала:
— По-моему, тебе кажется. Что изменилось-то? С тобой он толком в эти дни не общался, а твой Игорь, ты говоришь, тебе домой не звонит. Или мог позвонить?
— Да нет, не мог. Я обещала дать ему время уладить все дела, чтобы мы могли пожениться. Так что он не удивится, если я на три-четыре дня исчезну. Мы же и до этого не каждый день виделись. — Лена сжала ладонями виски. — Я не представляю, как ему скажу!
— Что? Про ребенка? — догадалась Света. — Но ведь это сейчас и к лучшему. Поженитесь, а потом делайте себе детей сколько влезет!
— Ох, не знаю! — Лена готова была опять заплакать. — Как все будет?
— Хочешь, скажу, как? — раздался тонкий голосок.
Лена и Света в изумлении уставились на Джамилю: она так редко говорила, а уж в их разговоры вообще никогда не вмешивалась. Джамиля отложила свой обычный журнал и пристально смотрела на Лену. Та молчала.
— Мне из дома передали сегодня карты, — сказала Джамиля, словно не замечая удивленных взглядов. — Я специально просила, пока тебя еще не выписали. Хочешь, погадаю?
— А ты умеешь? — недоверчиво спросила Света.
— У меня бабка цыганка. Она меня учила.
Лена колебалась. Она не гадала никогда в жизни. Мама считала, что любое гадание — вызов судьбе. Если нагадают хорошее — назло не сбудется, а вот плохое стороной точно не обойдет. И Лена в этом была вполне согласна с Ольгой Васильевной.
А Джамиля уже тасовала карты. Они были не похожи на обычные игральные: раза в два больше, темные, с какими-то странными картинками. То есть картинки вроде бы были правильные — дамы, короли, валеты, — но как-то жутковато нарисованные… И еще: карты выглядели далеко не новыми, рубашки затерлись и поистрепались, а вот картинки ничуть не стерлись, и краски смотрелись так ярко, словно их только что наложили.
