Вердикт: «Поврежден в бою, на месте восстановлению не подлежит, возвращен производителю».
Производитель. «Ханиуэлл». Такое знакомое название, Адам же его совсем недавно видел. И где?
На космическом лифте!
А еще? Неоновая вывеска, плывущая в темноте сквозь дождь…
Фергюсон открыл глаза, выпрямился. Машина катилась по Хэймаркет-террас.
– Разворачиваемся! – приказал он. Сидевшая рядом Хатчинс вздрогнула.
– Что?
– Машина, развернись! – повторил инспектор.
– Извините, босс, так не получится. Отменить разворот! – приказала Хатчинс.
– Нет, постой…
Автомобиль пришел в замешательство и остановился на углу Палмерстон-плейс. Сзади тут же раздались нетерпеливые гудки.
– В чем дело? – спросил Фергюсон.
– Нам с Лодырем нужно вернуться. В штабе встреча в девять. Вам тоже следует там быть, сэр.
– Следует. Передайте мои извинения. У меня срочное дело в Турнхаусе. Если будет нужно, подключите меня виртуально, но, если честно, мне необходимо лично присутствовать там, куда я направляюсь, – и это гораздо важнее очередного собрания.
– Как скажете, – согласилась Хатчинс без энтузиазма.
– Я не о дантисте вспомнил в последний момент, – сказал Фергюсон, отстегиваясь.
– Хочешь, чтобы я пошел с тобой? – спросил роп. Фергюсон вдруг понял, до какой степени не хочет, чтобы его сопровождал Лодырь, и изо всех сил постарался себя не выдать.
– В этом нет нужды, – выговорил он. – Но спасибо за предложение.
– Отличная штука – доверие, – заметил робот.
– Такие дела, старина, ты уж пойми, – отозвался инспектор.
Он вышел из машины, едва не столкнувшись с велосипедистом, перебежал через дорогу и дождался очередного трамвая в Турнхаус.
Башня «Ханиуэлл» стояла напротив вертикальной фермы, полностью перекрывавшей обзор из наружного лифта. Фергюсон наблюдал за проплывающими мимо этажами залитой солнечным светом гидропонной зелени. Раздался звонок, инспектор вышел, глянув напоследок вверх, – там громоздилось еще сорок таких же.
На восемнадцатом этаже башни «Ханиуэлл» пахло средством для мытья ковров, биопластиком и озоном. Адам прошел к двойным дверям инженерной лаборатории и приложил свою карточку к замку. Сканирующий луч скользнул по глазу, щелкнул замок. Инспектор вошел в длинную широкую комнату, забитую белыми столами, табуретами и грудами запчастей, в ней стоял запах машинного масла и свечей зажигания, напомнивший Фергюсону о его первом автомобиле. У рабочих мест, стендов и экранов трудились десятки техников в белых халатах. Молодая женщина, стоявшая поблизости, обернулась, заслышав шаги Адама, и уставилась на него из-под окуляров, сдвинутых на лоб.
– Ищете кого-то?
Фергюсон показал ей свою карточку и пояснил:
– Гарольда Форда.
Женщина мотнула головой, указывая на дальний конец комнаты.
– Там дальше будет ниша, и в ней Гарольд – который в коричневом халате с прожженными дырами, бородатый. Не спутаете.
– Спасибо.
Инспектор обнаружил Гарри за столом в узком закутке. Тот наклонился над лабораторным столом и тыкал крохотной отверткой во внутренности устройства, похожего на механическую сороконожку. Фергюсон не знал, стоит ли представляться и отвлекать человека, занятого столь кропотливой работой, – но Гарольд услышал его шаги и заговорил сам:
– Две минуты, полисмен. Найдите пока себе жердочку.
Фергюсон взгромоздился на табурет по другую сторону стола и приготовился ждать. Низкая разделительная стенка рядом и стены комнаты были обклеены открытками, клочками бумаг с какими-то записями и плакатами, судя по всему, на научно-фантастическую тематику. В причудливой смеси перепутались древние изображения ракет, роботов, космических лифтов и футуристических городов и современные материалы, с пейзажами, растительностью и видами глубокого космоса. Насчет фантастичности последних у инспектора возникли сомнения.
Гарри застонал – то ли от удовольствия, то ли с досады – и посмотрел на инспектора. Форд носил видеоочки, видеолинзы и закрепленную на голове лупу и еще прицепил на лоб обычные очки с донельзя жирными, захватанными стеклами, усыпанными перхотью. Тем не менее глаза Гарри смотрели с необыкновенной яркостью и живостью, но казались странно расфокусированными. Борода и намечающаяся лысина изрядно его старили, но стоило присмотреться повнимательнее, как становилось ясно: ему едва за тридцать.
