– Именно! – подтвердила инспектор, подхватывая сумку и папку.
Затем она кивнула Фергюсону и направилась к дверям.
– Только не трать слишком много времени, – посоветовал ропу Фергюсон.
– Не буду, – пообещал Лодырь. – Я упомянул об этом, потому что НПИИ только что обнаружила записи, совпадающие с фотороботом Грэма Орра.
– Что? – крикнул Фергюсон.
Полански замерла у дверей. Половина штаба вскочила с мест.
– Скорей рассылай их!
Перед глазами полицейских поплыла лента найденных кадров: записи с камер наблюдения, ролики с видеолинз и очков. Попадались и знакомые места: сплошь окраины Эдинбурга. Уэст-Порт. Грассмаркет, улочка в Лейфе на фоне высоких кранов портового терминала Конститьюшен, платформа вокзала Уэверли.
– НПИИ его опознала? – спросил Фергюсон.
– Да. Это робот. По имени Хардкасл.
Около полудня четвертого сентября художник, прежде известный как Дэйв Варшава, открыл глаза и несколько секунд лежал неподвижно, пока не вспомнил, кто он такой.
Ну вот, вспомнил. И не только свое имя. Рядом лежит Джессика, умница такая, рот открыла и храпит. А когда проснется, ведь ни за что не согласится, что храпела. Лежит в странной позе, ноги… Стоп. Это не ее ноги.
Дэйв сел, рывком сбросил одеяло. На груди Джессики покоилась голова в спутанных черных кудряшках. Секунду он улыбался, с удовольствием думая о двух девушках в постели, – и вздрогнул, с опозданием узнав в спящей Михаила Алиева. А тот, вопреки внешности, уж точно не был женщиной.
Память о прошедшей ночи вернулась с такой силой и яркостью, что у Дэйва закружилась голова.
Он тогда закончил представление, поставив музыку на случайную выборку и, набрав выпивки, протолкался к столу, за которым все еще увлеченно болтали Джессика и Алиев. Оказалось, они не только болтают, но и флиртуют: очевидно, Джессике странности ориентации Михаила не показались чрезмерными. Непонятным образом – не то чтобы Дэйв соглашался – все трое оказались в одной квартире. А потом, столь же непонятным образом, – и в одной постели.
Варшава застонал и вылез из кровати. Осторожно прошел среди разбросанной одежды, большей частью принадлежавшей Алиеву, прошлепал в ванную – а в голове теснились вопросы, назойливые, как почуявшие жареное репортеры.
Чего они наглотались? И что, все занимались этим? И этим? А потом…
Да, занимались. И потом.
Ах, так вас и растак! Причем в буквальном смысле.
После десяти минут под душем Дэйву полегчало. Он побрился, очень тихо и аккуратно оделся и отправился на кухню. Там сварил кофе, пережарил тост и заглотил несколько таблеток, запив их холодным апельсиновым соком. Похмелье отступило. Видеолинзы надевать еще не хотелось, так что Варшава загрузил обычную подборку новостных лент на планшет и прокрутил их за едой. Ни новости, ни завтрак еще не закончились, когда на кухню зашел Алиев, одетый в платье Джессики. Он выбрал то, что покороче, но подол все равно волочился по полу.
– Доброе утро, – поздоровался Михаил.
– Добрый день, – откликнулся Дэйв и махнул в сторону кофейника. – Наливай себе. Тосты, мюсли, сок.
– Мм… а что-нибудь от головной боли есть? А то я, э-э-э… ни жив ни мертв.
– Вон пузырек на полке, – показал Дэйв.
– Спасибо!
Алиев взял таблетки, затем стал возиться с тостером и кофеваркой. Хозяин же занялся чтением до тех пор, пока Михаил не уселся за стол напротив.
– Мм, – изрек Алиев, запустив пальцы в свою шевелюру.
– Угу.
– Ничего себе ночка.
– Да.
– Интересный дизайн, – заметил Михаил, окинув кухню взглядом.
Дэйв посмотрел на плакаты, развешанные по стенам, на подсвечники и фальшивые черепа, стоявшие на полках рядом с посудой и поваренными книгами. Он уже давно перестал их замечать.
– Дизайном, по большей части, Джессика занимается, – заметил он. – Я всего лишь крашу и ремонтирую.
– Да уж, выбрать цвет тебе нетрудно! – Алиев рассмеялся.
– Мне всегда казалось, что черный не слишком подходит для кухни, но мы все спорили и не могли согласиться. Потому я просто крашу стены в белый цвет, а Джессика заклеивает их постерами.
– Что, само собой, делает их практически черными. Отлично.
Спустя несколько минут явилась бодрая Джессика – с волосами, собранными в пучок, в черной майке, черных легинсах и черных ботинках на толстой подошве.
