С ним поздоровалась сержант Хатчинс и сообщила:
– Сэр, саперы уже едут.
– Саперы? Я не знал, что у нас еще есть саперы.
– Сэр, армейские. Казармы Редфорд.
– Понятно. Профиль по делу готов?
– Конечно, сэр.
Хатчинс сомкнула большой и указательный пальцы, затем щелкнула ими перед носом Фергюсона. Тот моргнул и увидел флажок «новое» на своих контактных линзах. Профиль стал видимым, поплыл над руинами яркой галлюцинацией. Инспектор просмотрел колонки меню. В нижнем левом углу находились две справочные ленты. Одна – для широкой публики, другая – только для полиции. Обе постоянно пополнялись. Пока инспектор читать их не стал, просмотрел только статичный текст, фото и рисунки.
Взрыв произошел часом раньше, в 11:05 утра. В это время большинство людей уже отправились на работу, движение на улице было минимальным, потому число жертв оказалось не так велико, как могло быть. Погиб мужчина, живший в подвальной квартире. Судя по скудным описаниям, жертву разорвало в клочья. Две женщины пострадали от обрушения квартир сверху. Одной за сорок, второй двадцать с чем-то, она вернулась домой, отведя двоих детей в садик. Кроме того, около десятка человек получили ранения различной степени тяжести от аварий и разлетевшихся обломков стекла. Сперва причиной взрыва посчитали газ и квалифицировали происшествие как несчастный случай. Первому же прибывшему полицейскому хватило пары минут, чтобы опровергнуть эту версию. Она и с самого начала была сомнительной, поскольку газ к этому дому не подводился. Но, на первый взгляд, ею не стоило пренебрегать – хотя, по официальным данным, баллонами не пользовались ни в подвальной квартире, ни в остальных, весь дом уже пятнадцать лет как перевели на электричество. А когда на место прибыл первый роп, он тут же вынюхал на развалинах гексоген.
– Ты ощущаешь гексоген? – спросил Фергюсон своего робота.
Машина махнула щупальцем.
– Босс, здесь им все пропахло.
Инспектор сосредоточился на жертве. Лайам Мэрфи, 55, холост. Женщина из квартиры сверху значилась как лицо для экстренной связи с ним. Ближайший родственник – брат в Дублине, его уже проинформировали. Под грифом «род занятий» значилось «вне официальной юрисдикции».
Фергюсон напряженно моргнул.
– Извини, Шона, вопрос не для рапорта: что значит «вне официальной юрисдикции»?
– Сэр, еще не знаю! – отрапортовала сержант Хатчинс.
– Тогда спроси, пожалуйста. Кто здесь участковый?
– Сэр, я выясню.
– А заодно, пожалуйста, найди полицейского – желательно женщину, – чтобы сходила в детский сад, где находятся дети раненой.
– Сэр, уже сделано!
– Отлично.
Хатчинс отошла, разговаривая по телефону. Фергюсон вернулся к изучению профиля и занялся чтением ленты общего доступа. Кто-нибудь из соседей Мэрфи наверняка знает о его занятиях, пусть государству о них и неизвестно. Проституция, торговля наркотиками и медицинскими препаратами, не одобренными государством, полицию больше не интересовали, но по-прежнему привлекали внимание криминала.
Пополнение ленты замедлилось. Там скопились обычные материалы, полезные и не очень: рассказы свидетелей и снятое на контактные линзы видео взрыва, жалобы на поврежденные витрины и вывески магазинов, всякие догадки и предположения, сочувственные речи раненым и погибшему. Скользнувший по ленте взгляд инспектора быстро выхватил: «Да про отца Лайама никто и слова плохого не говорил! Так жутко!»
Слегка встревожившись, Фергюсон прокручивал ленту, пока не осталось сомнений: погибший – католический священник.
Инспектор оставил профиль и осмотрелся. Сержант Хатчинс пробиралась через руины, за нею спешила девушка-констебль. Из темных внутренностей разрушенного дома вынырнул роп, неся небольшой окровавленный ошметок в застегнутом пластиковом пакете. На другой стороне улицы спиной к инспектору стоял репортер «Би-би-си Шотландия», говоря в телекамеру, подвешенную на прикрепленном к плечу кронштейне.
Скоро тут соберется куча журналистов. Фергюсон уже заметил среди поредевшей толпы зевак Тома Макэя, журналиста из «Скотсмэна». То, что сейчас узнал инспектор, прессе лучше бы не знать – но, к сожалению, уже слишком поздно.