Начальник нахмурился:
— Прекрати! Не порть собаку! Она находится на служб?. Показывай документы и езжай, куда надо, а собаку не порть, говорю.
— Нету у него при себе, — сказал пожилой охранник.
— У меня их вообще нету…
Кто за язык дергал?
После такого признания повели его в отдел вневедомственной охраны.
Идти нужно было километра три через поселок, потом через лес, на узловую. Вначале шагали молча: Василий, пожилой охранник и молодой парнишка на протезе вместо правой ноги. Видно, подрабатывающий из студентов, поскольку за ремнем гимнастерки держалась общая тетрадь, по обрезу которой было написано: «Свербейкин Гр.». Время от времени пожилой поглядывал в лицо Василия. Видно, поговорить хотел. Когда ступили на лесную дорогу, он начал:
— Молодой, красивый! Мне б твои годочки бы! Работай, живи! А он… Это что стало с русским-то народом? А, Свербейкин?
— При чем здесь русский — нерусский? На Западе еще и того лохмаче. Там таких бедуинов, как этот…
Пожилой перебил:
— Ладно мне! Запад… Мне этот Запад, знаешь чо? Ну и вот. Мне тут обидно. На нашей земле. Мир ведь, театры-пляжи, библиотеки-цирки, парки-души, эскимо-телевизоры.
— Было, — усмехнулся Василий. — И кино-вино, и жена-медсестра в белом халате… Было. Рога она мне, как говорится, наставила… Чем богаты, тем, говорит, и рогаты. Теперь чистый олень. Так-то, земляки. Вы-то женаты кто, нет?
Пожилой оживился, подмигнул Василию:
— Эх-хе-хе! Уж и у детей дети большие… В парнях я, было тоже, попивал, да вовремя одумался. А щас уж где счастье-то? Оглянешься — ага! Вот оно, было и на нашем веку. А ты, ты как думал… Это, брат, было… Позади его всегда видишь… Ты не пристал? — обратился он к студенту. — А то сядем давай на травку-то вон…
Сели на солнечной полянке у обочины. Охранники оказались некурящими. Василий поплутал рядом, как козел на привязи, походил кругами, нашел окурок. Спички были в чемодане. Он переложил их в карман, а чемодан зашвырнул в кусты. Свербейкин отжался на руках, встал на ноги.
— Это что? — строго сказал он. — Почему это чемодан забросили? Что у вас там? — и пошел в кусты.
— Пустой чемодан, — вслед ему лениво сказал Василий.
— Как так?
— Да я взял, чтоб милиция не вязалась, вроде как пассажир тоже… Я зайцем ехать собирался. В деревню, на родину… А на каждого зайца — свой волк, правду люди говорят.
Молодой Свербейкин притащил чемодан, проверил заинтересованно его пустоту, вскрыл перочинным ножичком обшивку и, ничего не найдя, кроме голубиного помета, сказал:
— Все верно… Только мы должны вас с чемоданом привести, как взяли… Правда, дядя Леня?
— Это так, — дремно сказал дядя Леня, надвигая козырек фуражки на глаза. — Как взял, так и положь… Сразу-то не спросил, как звать, слышь, задержанный?
— Василием…
— Как так она, стерва, тебя наказала, жинка-то, а, Василий? Пил, гулял или что ей не устраивалось с тобой?
Ильичев загасил обжигающий губы окурок. Лег на спину. Дрема. Белки шишки лущат. Земляника в цвету. Из поселка слышен благовест бутылок от посудного ларька, смятые голоса диспетчеров из станционных громкоговорителей и лесное эхо. Каждая травинка у лица жить просится.
— Нет, я тогда не пил…
— Как же тогда?
— А как? Очень просто… — Василий погонял мураша по широкой, иссеченной работой ладони, сдул его наземь. — Она пока на медсестру училась, мы по квартирам скитались… Угол, бывало, снимем, закуток тараканий… Ты, дядя Леня, белых тараканов с черными глазами встречал когда?
— Тьфу! Бя-я-я, — перекосило дядю Леню.
— А я их за ночь штук по десять со своего лица, бывало, скидывал. Белые — это которые без солнца растут… Так и подумай, как мы бедовали. Добро б всем миром, а то люди-то такие же вроде живут и все имеют. Как так? Ну и начал я калымить, шабашить ли. Как лето, так я с работы увольняюсь и на калым: на кооператив копили, на мебель. Так-то вот за пять лет мы и почуяли — скоро. Я больше еще упираюсь. Лето, считай, меня дома нет. А она стихи любила, на самодеятельность бегала зимой. Летом ко мне на шабашку раза два в месяц приедет: мечтаем… Барашка там у директора совхоза возьму, шашлыков наделаем… Дядь, как размечтаемся — глядь: и хватает на полмесяца терпежу. Ну и вот… Привожу как-то домой свои трудовые, уже в кооперативном жили…
